– На таких, как ты. Каждому – свое. А вот почему у нас нюх, откуда взялся, как работает… Для того и камеры присобачили. Обидишься теперь? Уйдешь?
– Ты еще скажи, что от нас уходят только вперед ногами.
– А если скажу?
– Гертруда, выпей яду. Никуда я не уйду… Изучайте на здоровье. Ты мне лучше скажи: как там Шиза?
Чистильщик некоторое время молчал, изучая огрызок яблока.
– Так тебе ж Карлсон звонил, – наконец сказал он.
– Звонил.
– И что сообщил?
– Что в целом – нормалек.
– Етить-колотить?
– Не без того.
– Ну и правильно. Амнезия у Шизы. Выборочная. То помнит, это не помнит…
Мне вспомнилась биография Якова Голосовкера. Философ, литератор, знаток античной и немецкой поэзии. Задолго до Булгакова написал роман о Сатане на Патриарших прудах. Был там еще такой титан – Иисус. Рукописи не горят? – рукопись Голосовкера сгорала дважды. И судьба приложила руку, и друзья не поленились разжечь печку, пока автор хлебал лагерную баланду. Свет увидела третья переработка – сильно измененная, под названием "Сожженный роман". Свои дни Голосовкер закончил в психушке, как булгаковский Мастер. В халате, в шапочке. Память мудреца превратилась в дырявое сито. Забыл, как пишут. Забыл, как читают. Корчился от душевной боли, забыв греческий…
– Что значит – выборочная? – спросил я.
– Ты не волнуйся, ладно?
– Я не волнуюсь.
– Ну и хорошо. Все она помнит. В целом. Даже слишком. Помнит, как качала с Ритой орхидеи. Как Карлсон наехал на нее за превышение траффика.
– За что?
– За превышение. У Карлсона, по Шизиной версии, сетка начала тормозить. Народ на взводе, разосрались в полный рост. А тут ты… Ты только не волнуйся, да?
– Я тебя сейчас убью. Бананом.
– Короче, ты стал ее лапать. При всех. Ты давно на нее глаз положил.
– Я?!
– Ну не я же. Стал лапать – грубо и цинично. Она тебя ударила. Вас растащили, ты поднял кипеш…
– Я?
– Ты, брат. Ты вообще скандалист и бабник. Тут пришел я, весь в белом, и вступился за Шизу. Дал тебе по морде. На этом Шиза отрубилась и очнулась уже в больнице. Не здесь, в другой клинике. Она мне сто раз на день звонит. Спрашивает, как твое самочувствие. Костерит меня, обзывает гориллой. У вас с ней одинаковые представления о гориллах.
Чистильщик засмеялся. Слишком легко, слишком весело. Обаятелен, с харизмой, а актер из него никудышный. Это он меня успокаивает. Дескать, с Шизой – нормалек, вместо шока – ложная память, и слава богу… Разговор напомнил мне чат. Слова, слова, слова, как утверждал бедняга Гамлет. Палата, окно, ваза с фруктами – обои для монитора.
– Она хочет тебя проведать, – добавил Чистильщик. – Но стесняется.
– Думаешь, это Зараза?
– Амнезия? Удаление опасных воспоминаний?
– Да.
– Нет, Золотарь. Заразе на исполнителей плевать. Это Шизе просто повезло.
– Как Рита? – спросил я.
– Ты только…
– Иди к черту. Я знаю, что она в "Докторе Сане". Корпус "Березки", второй этаж.
– Ты был у нее?!
– Нет. Я у медсестры выяснил. Как она?
– Я ей Белова сосватал. Косметический хирург, гений. К нему очередь – как отсюда до Луны. Контурная пластика и все такое. Сделают в лучшем виде. Нос не глаз, спасибо тебе…
– Она не выходит. Сидит сиднем в палате.
– Женщина, Золотарь. Это мы, гориллы, хоть с носом, хоть без – по Невскому проспекту. Я с ней говорил. Она все помнит. Все. Абсолютно. Как резала ноздри. Как хотела выколоть глаз. Как радовалась увечьям. Представляешь? Радость. Удовольствие. И полная анестезия. Это она тоже помнит. Лучше б, блин, забыла…
– Для кого лучше?
– Для меня. Для аналитиков, понятно, хуже. Рита – аналитик. Курирует 3-й отдел. Живцом напросилась сама. Вроде тебя.
Он замолчал, отвернувшись. Ну конечно. Вот мы и подошли к главному.
– Я не напрашивался.
– Неужели?
– Ну хорошо. Напрашивался. И ты мне отказал.
– Не отказал. Это был эксперимент, Золотарь. Риту формально объявили жертвой. Рита стучала по клавишам. Рита зарегистрировалась в этом долбаном форуме. Ты сидел рядом и давал советы. "Живец" – и консультант. А шарахнуло по вам обоим. Ты понимаешь, что это значит?
– Выходит, Заразе по барабану, кто зарегистрировался, а кто советовал?
– Выходит, что так.
– Нам и Карлсон помогал! И Умат!
– Мало помогали. А то б и их накрыло.
Он взял второе яблоко. Ярко-красное, с желтым бочком.