Золото

Увезенные из ломбарда вещи рассортировали и пустили в ход. Золотые украшения совершили путешествие в Базель, оттуда в Гештатинген, а затем в Баден-Баден, где превратились в желтый слиток, который в числе других лейтенант Харпш хитростью выманил, пообещав управляющему банком, своему родственнику, что все это золото они поделят между собой после войны. Этому не суждено было случиться, так как оба они погибли. Густав Харпш – в автомобильной катастрофе, его свояк – от приступа кашля. Свояк Харпша был прирожденным паникером. Постоянные страхи уберегли его от сильных потрясений. Поскольку он был абсолютно погружен в переживания личного порядка, у него не оставалось времени на общие проблемы, такие, как истребление евреев, или суровые русские зимы, или возвышение Гитлера и прочих мелких лавочников. В мае сорок пятого, дождавшись сообщения об официальной капитуляции Германии, свояк Харпша устроился поудобнее, насколько это было возможно в разрушенном бомбежками саду, с бокалом холодного шампанского, которое он приберегал как раз для такого случая. После четвертого глотка он закашлялся. Не прошло и пяти минут, как он был мертв. Он так и не узнал, что Харпш сыграл с ним злую шутку. А тот, в свою очередь, так и не узнал о смерти свояка, поскольку сам погиб десятью часами раньше неподалеку от Больцано, города, где спагетти лучше сразу отправлять в мусорное ведро.

А что же братья-раввины? Они были каббалистами. Из каждого события они выжимали символический смысл. Из каждой мелочи – метафору. И вот они решили, что смерть христианам должен нести хлеб насущный. Христиане любили хлеб из хорошей муки, и братья-раввины стали запекать в хлеб самодельные бомбы. Один укус или взмах ножа гарантировал обезображенное лицо, если не оторванную голову, с фейерверком из масла, варенья, меда, ломтиков сыра, копченой говядины и россыпи крошек. Кончилось тем, что во рту Эфраима взорвался пончик, начиненный его братом Иосафатом. Череп треснул от уха до уха. Иосафат мгновенно весь побелел – язык, кожа, волосы. Чувство вины буквально раздавило его. Он, раввин, вместо того чтобы раввина. Пока он собирался взорвать себя с помощью самодельной бомбы в зажатом кулаке, намертво обвязанном клейкой лентой, дабы отрезать себе путь к отступлению, обезумевшая невестка пырнула его ножом в живот. Она осталась с пятью мальчиками на руках, мал мала меньше, которым предстояло стать раввинами с международной репутацией.

Но до кровавой точки было еще далеко. Места белого коня, взятого черной ладейной пешкой, и черной королевской пешки, взятой на проходе белой ферзевой пешкой, с готовностью заняли две дочери братьев-раввинов, и они устроили вендетту, которая закончилась истребление близкой и дальней еврейской родни. В течение десяти лет в восьми странах было уничтожено шестьдесят четыре человека, по одному на каждую клетку шахматной доски, прежде чем эта партия закончилась.

Из переплавленных украшений, составлявших гордость ломбарда, получился золотой слиток 5YHJJ90. Не догадываясь о массовой резне, спровоцированной этим новым талисманом, лейтенант Харпш прихватил его с собой в Больцано, но угодил в автомобильную аварию, свидетелями которой стали лишь полевые мыши да ночные совы. Примечательно, что эта авария и последовавшая за ней смерть Харпша были предсказаны его отцом. Когда-то Харпш-старший сказал: «Мой сын будет храбро сражаться в будущей войне и погибнет». Похоже, лейтенант Харпш ждал до последней минуты, если не секунды, Второй мировой войны и явно не торопился исполнить отцовское предсказание: он был убит в 2.14 утра 8 мая 1945 года. Именно такое время показывали его вышедшие из строя часы. Большинство историков сходятся на том, что 2.14 – это точное время окончания Второй мировой войны.

44. Сиреневое мыло

Бенджамин спрятал золотую зажигалку и золотые украшения Марты – браслет, брошь в виде русалки, висячие сережки – в два бруска мыла. Разрезав бруски пополам, он положил все это в середину, затем снова сложил половинки и «запаял» их под струей горячей воды. А еще он добавил в мыло сиреневой эссенции. Странная идея с учетом того, что мыло было куплено в Маркене, где живут в основном кальвинисты, которые точно не моются сиреневым мылом.

Несколько голландских фашистов обчистили его деревянный домик и подожгли с помощью газет и парафина. Они вели себя как бойскауты, разжигающие свой первый лагерный костер. Бруски мыла, лежавшие на керамической полочке над мойкой, растопились на глазах у полноватого добровольца-пожарного, по первой профессии почтальона, Клауса Рихтера, названного так в честь героя Первой мировой войны, который предпочел утопиться, но не попасть в плен к неприятелю.

У Клауса Рихтера были большие желтоватые усы, а пожарную каску он носил с видом абсолютно счастливого человека.

Бенджамина и Марту выволокли на улицу и потешались над ними: вот, дескать, такие чистюли, что даже свои ценности намыливают.