Золото

– Монархия сказала, что не допустит этого, – с ожесточением говорит Вик. – Да и, по правде, никто не хотел. Теперь это кладбище. Все равно без Терли Бриол мертв.

Все здесь и правда похоже на кладбище. Дома вдоль улиц выступают вверх как надгробия. Проблески растительности на искривленной земле напоминают цветы, оставленные возлюбленными.

– Но это твой дом. Тебе нужно было его увидеть.

Я киваю с грузом на сердце. Вик злится.

– Вот как поступили Кэррики. Они убили тысячи людей. Разрушили целый город. А все потому, что спустя сотни лет, имя Терли по-прежнему представляет для них угрозу, а они этого не потерпят. Когда на троне сидели Терли, высказывающиеся против фейри ни разу не подвергались неоправданным казням. Не было ни непомерных налогов, ни арестов за то, что ты ореанец, ни одного фейри не считали ниже по положению, – он выплевывает последние слова, а потом скрежещет зубами и кривит губы. Небольшие шрамы у него на лбу выступают из-за того, что Вик краснеет от гнева. – Это уже не монархия, а тирания. И пока будем сидеть сложа руки и не восстанем против нее, подобное будет продолжаться и впредь, – говорит он, ткнув пальцем в сторону города. – С твоей помощью Вульмин свергнет короля Кэррика… а потом ты сможешь занять его место.

Я резко поворачиваю к нему голову.

– Я не желаю занимать трон. Я поддерживаю Вульмин в том, чтобы монархия перестала терроризировать фейри. И все.

Его черные брови сходятся на переносице, и он пристально смотрит на меня.

– Но ты Аурен Терли. Ты жива и упала на поле Сайры. Не будь слепа и пойми, что теперь, когда ты здесь, Вульмин захочет, чтобы ты села на трон.

Слепа?

Я снова перевожу взгляд на город, задумываясь над его словами и вспоминая, как что-то похожее говорил Турсил. Сначала Ненет обвинила меня в том, что я не слушала. Теперь Вик обвиняет меня в том, что я не вижу. Но я вижу. Просто у меня нет желания смотреть в зеркало и видеть себя тем, кем я не хочу становиться.

На пару минут вокруг нас воцаряется тишина, и Вик смотрит на меня так, словно не совсем верит. Он вздыхает.

– Возможно, ты испытаешь другие чувства, если проведешь здесь больше времени. Если узнаешь больше, – тихо говорит он. – Ты готова отправиться в город?

Я киваю, хотя не уверена, смогу ли, готова ли вообще туда ехать.

Цокнув, Вик едет на лошади к Бриолу, оставив меня одну на этом холме.

Оставив меня внимать.

И видеть.

* * *

Улицы Бриола – это неровная морская панорама из вспененной пыли, оставшейся от разрушенных зданий, и волн мусора, растекшегося по городу. Это протест против насилия, гнев, который в разрозненной тишине еще прорывается в каменной кладке.

Но в моей поступи… в моей поступи еле сдерживается прилив сожаления. Руки и плечи сковывает грусть, и я не удивлюсь, если она тоже разольется по улице. Этот город буквально обхватил меня и вонзил в грудь кинжал боли.

– Куда ты?

Услышав Вика, я не оборачиваюсь. Мое внимание, мое сердце переполнено увиденным.

Я оставляю лошадь в разрушенном здании вместе с остальными. Возле него растут высокие деревья и бахромчатые кустарники. Каменную стену по диагонали пересекает трещина – такая большая, что через нее с легкостью пройдут наши лошади. Внутри уместились бы мы все. Но мы должны дожидаться тут, пока один из вульминов не сверится с отрядом, с которым мы встречаемся в небольшой деревушке за развалинами города.

Я успеваю сделать всего три шага, как Вик оказывается рядом и кладет на мое плечо руку.

– Аурен, не стоит бродить тут одной.

Он произносит мое имя здесь, где его произносили мои родители. Меня снова захлестывает волна отчаяния.

– Со мной все будет в порядке.

Наступает тишина. Наверное, Вик вспоминает, что я натворила в Гейзеле.

– И все же это место тебе незнакомо.

Вот тут он ошибается.

Потому что, несмотря на разрушительный дождь, затопивший Бриол… это место мне знакомо. Прошло больше двадцати лет с тех пор, как я была здесь в последний раз, но я знаю этот город от и до. Земля слегка гудит под ногами, как будто тоже меня узнает.

– Я пойду с тобой.

– И я, – говорит Эмони, встав с другой стороны от меня.

– И я, – добавляет Лудогар.

Из дома выходят вульмины и собираются вокруг меня. От их молчания исходит тихая поддержка.

В груди всплывает благодарность, как мыльные пузыри, поддерживая мое отягощенное горем сердце.

Вульмин в полном составе идет за мной, и мы начинаем брести по Бриолу.

Наши сапоги хрустят по пыльной пене из пепла и грязи. Каждый так и норовит подвернуть лодыжку из-за обломков под ногами. Больше всего обломков раскидано по краям, где лежат самые руины. Но на этих руинах из пепла снова пробивается растительность – они прорастают сквозь самые мелкие щели, прорываются в проломленных потолках, свисают с покосившихся стен.

Несмотря на разрушения и заросли, мои ноги как будто знают, куда идти. Что-то тянет меня вперед. Возможно, какое-то давно укоренившееся воспоминание. Или, может, что-то иное влечет меня к упокоившемуся сердцу города.