Золото

Вульмины молчат. И когда мы пролезаем через особо трудные места, и когда приходится растаскивать деревянные шпили, преградившие путь. И когда мы пробираемся через здания и помогаем друг другу переступать через огромные обломки. Все они просто следуют за мной без колебаний. Позволяют мне увести их в мое прошлое.

Пока, наконец, ноги не приводят меня сюда.

Это место когда-то было живописной улицей. Передо мной двухэтажный дом, превратившийся в лачугу из сваленных в кучу плит. Каменные глыбы, стиснутые ржавчиной и пеплом, пробитая обуглившаяся крыша. Дом моего детства превратился в груду скелетов – одни только кости да зубы.

Воспоминания вдруг обрушиваются на меня, словно, придя сюда, я открыла замок, который их сдерживал.

На этой вымощенной кирпичом улице раньше аккуратными рядами стояли дома. Я бегала туда-сюда, играя с детьми, а смех и крики звенели, как колокольчики.

Здесь росли деревья, которые напевали летом, с лозами, которые ниспадали до обнаженных корней перистым пухом. Мы прятались под их кронами, а в волосах звучала их песнь. Утром я бегала наперегонки с отцом до рынка, где он покупал мне теплые засахаренные ягоды, нанизанные на деревянную шпажку.

Я плавала в кристально чистом озере и без седла каталась на маминой лошади. Наблюдала за светоглотателями, когда они проезжали мимо, устраивая в ночном небе такие представления, что их видел весь город.

И этот дом.

Сюда я возвращалась каждый день. У нашего дома была ярко-желтая дверь с декоративным карнизом, а внутри – лестница с перилами, украшенными бусинами. На потолке в моей спальне были нарисованы солнышки и звезды, которые помогали засыпать по ночам. Рядом с камином висела верба на удачу. В воде из одуванчиков плавали желтовато-зеленые листья, чтобы под крышей нашего дома всегда царила гармония.

Здесь я научилась ходить, говорить, играть, смеяться, любить.

В останках этого дома хранится частичка моего сердца.

Сейчас от него остались лишь угли. Его покосившийся фасад испещрен трещинами, напоминающими морщины, которые прорезаются на коже от слез. Вся улица разрушена, но мой дом… принял на себя основной удар от пожара. Словно он сгорел первым. Словно с него все и началось.

«Вы – последняя из рода Терли».

«Этого не должно было случиться».

«Затем на Бриол опустилась тьма».

«Чтобы устранить угрозу».

Мой дом. Моя семья. Мой город. Тысячи людей – и все это произошло потому, что здесь жили Терли. Потому что здесь жила я.

Глаза щиплет от слез, таких же жгучих, как огонь, спаливший эти стены.

Вульмины наблюдают за мной, держась сзади.

Интересно, помнят ли они, каким раньше был Бриол? Интересно, о чем они думают, видя, как Терли стоит перед своим обугленным домом и плачет золотыми слезами?

Может, мои слезы развеивают завесу между прошлым и настоящим, потому что внезапно я слышу отдаленный голос матери.

«Мое маленькое солнышко, где же твое сияние?»

«Здесь, мама», – отвечала я ей, даже когда плакала. Потому что в чем бы ни таилась причина моей печали, мама все могла исправить. Она всегда так делала.

«Хорошо, моя девочка. Потому что больше всего на свете я хочу, чтобы ты была счастлива. В тебе есть свой собственный свет, маленькое солнышко. Потому ты должна хранить его, когда стемнеет. Но ты справишься. Ведь мы сильные, да?»

Я скорее чувствую, чем слышу, как ко мне подходит Вик. Он смотрит туда же, куда и я.

– Вот почему мы сражаемся, – тихо говорит он. – Потому что так не должно быть. Случившееся здесь не должно повториться вновь.

Он поворачивает ко мне голову, и я смотрю ему в глаза, даже не пытаясь стереть слезы, бегущие по щекам.

– Аурен, тебя не должны были похищать. Твоих родителей не должны были убивать.

У меня вырывается сдавленный всхлип.

– Но я хочу, чтобы ты кое-что помнила, Льяри.

– Что?

Он проникновенно смотрит мне в глаза, добираясь до моей растоптанной души.

– Той ночью Кэррики не победили. Не до конца. Потому что они не забрали тебя.

Вик удивляет меня, взяв за руки и нежно их сжав. Удивляет, когда я вижу на его обычно невозмутимом лице глубокую печаль.

– Ты жива, Аурен.

Тогда отчего же кажется, будто мое сердце мертво?

– Той ночью они пытались, но не смогли погасить свет Терли. Ты была маяком в темноте, даже не будучи здесь. А теперь, вернувшись, озарила Эннвин как солнце.

Сердце пульсирует, как открытая рана, по щекам снова текут слезы. Скорбь пуще прежнего вонзает свои когти, пуская кровь.

Оставляя шрам.

Сколько времени прошло с тех пор, как родители вытащили меня той ночью из постели? Сколько времени прошло с тех пор, как они вывели меня на улицу вместе с остальными детьми, пытаясь укрыть в безопасности? Сколько прошло минут с тех пор, как мы прошагали по улице с нашими стражами? Насилие свершилось в моем доме еще до того, как остыла моя постель?

Сражались ли мои родители, пытались ли они сбежать, найти меня? Они погибли на улице или сгорели в нашем доме? Они уже были мертвы, когда меня похитили?

Я не могу найти в себе смелость задать эти вопросы.