Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Объединенное государственное политическое управление, коротко ОГПУ, с самого начала считало Торгсин «ненужной инстанцией» и выступало против допуска советских граждан в его валютные магазины. Однако, после того как Политбюро приняло решение открыть Торгсин для советского покупателя, ОГПУ не осталось ничего другого, как смириться. Представители ОГПУ работали в составе правительственной комиссии, которая в конце 1931 года определила районы деятельности Торгсина и методы его работы[894]. Именно в местные представительства ОГПУ приходили эмиссары Правления Торгсина за информацией о «золотом и валютном потенциале» местного населения, решая, целесообразно ли открыть там торгсин. Торгсин пользовался услугами ОГПУ для давления на нерадивых поставщиков, транспортировки ценностей и секретной почты, розыска получателей валютных переводов среди ссыльных и заключенных, чисток торгсиновского аппарата от «чуждых элементов», пресечения хищений и других экономических преступлений.

Сотрудничество Торгсина и ОГПУ омрачалось нездоровым соперничеством. Источник выполнения государственных планов по «добыче золота и валюты» у них был один и тот же – сбережения советских граждан. Со времен революции конфискация валютных ценностей у населения была одной из главных функций репрессивных органов. Революция отгремела, но валютные планы остались, и ОГПУ должно было их выполнять. В особых папках заседаний Политбюро в записи от 10 мая 1930 года находим, например, такую директиву: «Обязать ОГПУ в течение 10 дней добыть (! – Е. О.) от 1 до 2 млн рублей валюты»[895]. Сумма немалая, а срок дан небольшой. У Торгсина был собственный валютный план, и тоже немалый.

И ОГПУ, и Торгсин трудились на благо индустриализации, но при общности валютных задач они использовали разные методы. В короткий период существования легального валютного рынка в первой половине 1920-х годов советские граждане могли практически свободно купить и продать золото и валюту. Начало форсированной индустриализации привело к краху легальных валютных отношений. Хотя в стране продолжали работать пункты золотоскупки, где желающие могли продать ценности государству по «твердому курсу», но в условиях развивавшейся инфляции немногие хотели обменивать реальные ценности на обесценивавшиеся рубли: в период карточной системы и натурализации черного рынка на них мало что можно было купить. Слабость экономических стимулов восполнялась насилием против «укрывателей валюты»: ОГПУ проводило аресты, обыски, конфискации и расстрелы. Торгсину не нужно было применять насилие. В обмен на золото он предлагал населению бесценные в условиях голода продукты и товары. Поэтому в то время, когда сотрудники ОГПУ с наганом в руке гонялись за «держателями золота» и «валютными спекулянтами», те осаждали магазины Торгсина, умоляя принять драгоценности в обмен на продукты. Эта вынужденная добровольность превращала Торгсин в удачливого валютного соперника ОГПУ.

А что, если превратить соперника в помощника? Неизвестно, кому первому в ОГПУ пришла идея использовать Торгсин для выполнения плана «добычи» валюты – скорее всего, определенного автора не было, а практика развивалась стихийно; ее воплощение в жизнь не заставило ждать. Агенты ОГПУ стали следить за покупателями Торгсина, выискивая «держателей золота», а затем привычными методами – угрозы, аресты, обыски и конфискации – заставляли их отдать ценности государству. Одни агенты соблюдали конспирацию – следили за покупателями скрытно, устанавливая место жительства, а потом приходили с обыском. Другие работали «топорно». С оружием в руках они врывались в магазин, арестовывали людей прямо у прилавка, у кассы или на выходе, отбирали наличную валюту, а вместе с ней и купленные в Торгсине товары. В магазине начиналась паника, покупатели разбегались кто куда и некоторое время в магазин носа не показывали, а те немногие, кто остался, требовали вернуть их ценности. Со всех концов страны в Правление Торгсина поступали жалобы на действия местных представительств ОГПУ.

Наиболее ранние из найденных мной жалоб на противоправные действия ОГПУ относятся к осени 1931 года, то есть самому началу работы Торгсина с советскими покупателями. Так, Новороссийское отделение Торгсина жаловалось на увеличение числа случаев конфискации милицией[896] товаров, купленных в Торгсине, несмотря на то что люди предъявляли квитанции, подтверждавшие легальность покупки. Пользуясь разрешением своего Экономического управления, сотрудники ОГПУ изымали золотые и серебряные предметы домашнего обихода[897]. Конторы Торгсина требовали, чтобы Правление добилось от правительства приказа о прекращении антиторгсиновских акций ОГПУ[898].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное