Золото для индустриализации. Торгсин

Путем нехитрых арифметических подсчетов заведующий Новороссийского портового торгсина заключал, что если каждый отломит хотя бы по 50 г сыра в день, то за год семь его сотрудников съедят 130 кг этого валютного продукта. Прибавьте к этому «еще и другие ласкающие глаза и желудок» деликатесы, и сотни сложатся в тысячи[850]. Увольнять за такие нарушения нельзя – не с кем будет работать, поэтому Языков просил Портовый сектор Торгсина создать специальный товарный фонд, чтобы приодеть и подкормить шипчандлеров, ведь они являлись первыми советскими представителями, кого видели иностранные моряки.

Видимо, не один Языков жаловался. В ноябре 1932 года Правление Торгсина разрешило шипчандлерам для представительства раз в год покупать в Торгсине один костюм, одно пальто, одну пару обуви, головной убор и три пары носков – товары по тому времени бесценные; кроме того, шипчандлер платил за них по низким кооперативным ценам. Получить эту одежду можно было только после трех месяцев работы[851] – мера против ловкачества, иначе немало нашлось бы желающих по тем тяжелым временам наняться в портовый торгсин с целью приодеться, а приодевшись, уйти. Кроме новой одежды, шипчандлерам полагались папиросы – а то ведь курят в капитанской каюте махорку! – и деньги на угощение капитанов. Сумма была небольшая, максимум двадцать рублей в месяц, из которых на личные представительские нужды шипчандлер мог потратить только пять рублей[852]. Жалобы шипчандлеров свидетельствуют, что и эти пять рублей приходилось выпрашивать у заведующего[853]. Унизительное безденежье было уделом советского шипчандлера. Быстро потратив отпущенную сумму, он «старался избегать моментов, требующих угощения» или ловчил, включая потраченную на угощение капитана сумму в счет парохода[854].

В профессии шипчандлера были и приятные моменты. Он был предоставлен самому себе и, пользуясь свободой, а также подстегиваемый нуждой, находил способы улучшить свое материальное положение. Предприимчивость и обман могли превратить порт в доходное место. Шипчандлеры присваивали часть или все гратификационные, полагавшиеся капитану, используя подлог (фиктивные счета, подделка подписи капитана); порой капитаны сами не полностью забирали товары в счет гратификационных[855]. Махинации достигли такого размаха, что в 1934 году Правление запретило гратификационные[856]. Шипчандлеры вымогали у капитанов чаевые, мелкие подарки и угощение. Одни брали резиновыми сапогами, другие импортными граммофонными пластинками[857].

Документы позволяют говорить о «преступной спайке», которая порой возникала между шипчандлером и иностранным капитаном. Сообща они воровали у судовой команды (даже плохое знание иностранного языка не было помехой). По договоренности шипчандлер оформлял меха, бинокли, антиквариат и другие товары, купленные капитаном для себя, как траты на хлеб, масло, мясо для команды. Обман облегчался тем, что в 1933 году руководство Торгсина с целью маскировки высоких цен[858] заменило посортовые счета на проданные товары суммарными. Портовые работники оправдывали свое воровство пресловутой валютной необходимостью. «Такой метод работы, – писал один из них, – сильно стимулировал забор капитанами наших товаров». Помнили они и уроки политэкономии: подобное воровство, по их мнению, подрывало капиталистическую систему, так как прибыль капитана была расходом хозяина судна[859]. Капитан не забывал отблагодарить шипчандлера за эти услуги. Частная прибыль советского шипчандлера, да и прибыль самого Торгсина, таким образом, достигалась за счет ухудшения питания матросов-пролетариев. Есть основания полагать, что Правление Торгсина закрывало глаза на махинации со счетами, лишь бы шла валюта[860]. К 1934 году шипчандлеры уже не ходили в заплатанной, засаленной, перешитой из старой шинели одежде. На пароходах они появлялись одетыми в новенькие кожаные тужурки торгсиновского происхождения.

Несколько слов о внешнем виде и самих портовых торгсинов. В материалах их проверок слова «красиво», «уютно», «чисто» встречаются крайне редко (к числу внешне респектабельных относился, например, одесский бордель Гольдштейна). Даже в документах ленинградского, ведущего портового хозяйства страны, не редки были резолюции типа: «в самый кратчайший срок привести в порядок двор и уборные», «повести решительную борьбу с мухами»[861]. Нетрудно представить, что творилось в провинции.

«Я объехал все порты Белого моря, – писал инспектор, – и нашел, что шипчандлерства не отвечают своему назначению и не оправдывают марку Торгсина. Помещения представляют из себя простой сарай с самым примитивным оборудованием. Шипчандлерский аппарат ниже всякой критики»[862]. А вот описание портового торгсина в Феодосии: «Буфет открыт в маленькой комнате. Его зовут „мышеловкой“. Когда скопляется 10–15 человек, то дышать нечем и самое помещение неудачно расположено, кому не лень, тот и заходит, попрошайничает. Уборной нет. Распаренные моряки снуют по соседним домам и ищут уборную»[863].