Золото для индустриализации. Торгсин

По отзывам работников все той же Нижегородской конторы (осень 1932), большинство покупателей в местном торгсине были крестьяне, а в документах Западного (Смоленского), преимущественно «деревенского», Торгсина даже встречается название «крестьянские универмаги». Крестьяне покупали в основном на золотые монеты, которые сберегли с царских времен, выменяли на продукты в годы военного коммунизма или легально купили во время валютных интервенций в годы нэпа. Как правило, крестьяне сдавали ценности на мелкие суммы и сразу же отоваривали разовые квитанции. Спрашивали дешевую мануфактуру, чулки, сапоги, подметки, хром, сахар, керосин, денатурат. В Средней Азии в этот нехитрый деревенский ассортимент входил рис[1018]. Но главным спросом у крестьян пользовалась ржаная мука. «Сапожник без сапог» – Торгсин в полной мере отразил этот парадокс советского времени. Сеявшие хлеб не ели его вдоволь, растившие скот не видели мяса. «Затаились. Ждут муку»: эта фраза из документа того времени выражает суть поведения крестьян в Торгсине. «Несколько дней мы работали без муки, – писали из Кара-Калпакии в декабре 1933 года, – и это обстоятельство резко сказалось на обороте скуппункта и еще резче на реализации магазина. Значительное количество книжек осело у населения, которое ожидает поступления муки… без муки не продаются и остальные товары и по существу оборот сходит на нет»[1019]. Массовое появление крестьян в Торгсине было свидетельством голода. С нормализацией продовольственного положения в стране они ушли из его магазинов.

Среди покупателей крестьяне слыли самыми практичными, недоверчивыми и осторожными. Разъяснительная работа о политическом значении торговли в условиях социалистического строительства, за которую так ратовало Правление Торгсина, не могла убедить их в необходимости расстаться с золотом. Голод и нужда лучше агитировали за финансирование индустриализации. До получения урожая крестьяне в Торгсине покупали почти исключительно продовольствие. Прежде чем войти в магазин, вели наблюдение за покупателями и даже провожали их до квартир, чтобы удостовериться в безопасности. Приносили ценности, но просили позвать работника магазина, которого знали лично, отказываясь сдавать незнакомым[1020]. Редко можно было наблюдать крестьянина, сдававшего целые золотые вещи. Лом несли самый мелкий – обломки колец, ломаные сережки. Эти наблюдения работников нижегородского торгсина осени 1932 года подтверждаются материалами других контор. О том, что крестьяне осторожничали, сдавая золото понемногу, отпиленными кусочками, писали и из Средней Азии[1021]. По признанию ленинградского документа: «крестьянин по месту своего жительства золото сдавать не понесет»[1022]. В пограничной полосе, где еще совсем недавно существовал запрет на хранение царского чекана, крестьяне для разведки приносили вначале лом, «как не вызывающий опасения»[1023].

Но при всей их осторожности, именно крестьяне, вероятно в силу низкой грамотности и незнания тонкостей работы Торгсина, оказывались наиболее легкой добычей мошенников, которые «с рук» продавали им негодные торгсиновские книжки. Зам. председателя Торгсина Азовский в мае 1935 года спешной почтой сообщал конторам:

Из ряда мест к нам поступают сведения о том, что наши товарные книжки с фальсифицированными записями (исправления первоначально проставленных сумм на бóльшие суммы) препровождаются злоумышленниками «доверчивым клиентам», которых задерживают в н[аших] магазинах, так как сделанные подделки легко обнаруживаются. Эти доверчивые клиенты чаще всего оказываются приезжими единоличниками и колхозниками[1024].

В деревенской кубышке была схоронена и иностранная валюта. Нижегородский обзор сообщал о притоке в июле 1932 года пяти-, десяти и стодолларовых купюр от крестьян.