Золото для индустриализации. Торгсин

Управляющие местных контор и директора торгсинов оказались между молотом и наковальней. Правление Торгсина, которое выполняло директиву ЦК, требовало «не продавать», а местная власть угрожала: «Дай, а то хуже будет!» Не подчиниться приказам местных совнаркомов, циков, горсоветов, представителей ГПУ и прочих начальников директора торгсинов боялись: откажешь – тут же вызовут «для разговора». Управляющий Архангельского отделения Лановский жаловался председателю Торгсина Шкляру: «Я… категорически запретил отпускать кому-либо без моего распоряжения. Через час (! – Е. О.) меня пригласили к нашим друзьям»[1005]. «Друзья» – местное ГПУ – мгновенно отреагировали на несговорчивость управляющего торгсиновской конторы, показав ему, кто в городе хозяин. Случайно ли, что при утверждении кандидатур управляющих контор Торгсина местное руководство пыталось поставить туда своего человека? Однако потакание капризам местной власти для директоров торгсинов было чревато последствиями. Правление снимало их с работы. Невалютный отпуск продуктов из Торгсина даже для приема турецкого паши в Севастополе вызвал гнев Правления: по чьему распоряжению выданы продукты? Указать фамилию, должность, партийный стаж руководителя, а заодно и фамилию заведующего магазина, который выдал товары![1006] Бывало, местное ГПУ помогало опальным директорам. Из Семипалатинска сообщали, что директор торгсина Монин, который продавал местному руководству товары за соввалюту, скрылся при содействии ГПУ[1007].

Местная элита, наряду с просьбами и угрозами, изыскивала и другие способы заполучить валютные товары. В числе их была спекуляция дешевым пайковым хлебом из распределителей номенклатуры. Так, в 1933 году «ответственные работники» Черниговской области продали спекулянтам за золото и иностранную валюту 3,6 тонны хлеба, а затем на эти ценности купили в Торгсине промтовары для областного партийного руководства[1008]. В результате обысков и конфискаций в сейфах ОГПУ скапливались драгоценности. По заведенному порядку, их нужно было сдавать золотоплатиновой промышленности. Нашлись, однако, в ОГПУ предприимчивые руководители, которые хотели отоваривать конфискованное золото в Торгсине. Они действовали от имени и в интересах своей организации – пример ведомственного выживания. Подобная практика, однако, противоречила принципам работы Торгсина. Конфискованное ОГПУ золото принадлежало государству. Правление Торгсина по запросу своей Дальневосточной конторы, где случилась попытка подобного отоваривания, разъясняло, что ОГПУ не могло пускать в оборот конфискованное золото, так как Торгсин принимал только ценности, находившиеся в частном владении[1009].

Разумеется, были среди местных руководителей люди, которые покупали товары в Торгсине на законных основаниях в обмен на свои собственные ценности, но в этом случае их следует отнести к категории обычных посетителей Торгсина. Сохранилось письмо уполномоченного ЭКУ ОГПУ в городе Зиновьевске Слитинского. В конце 1931 года в обмен на американские доллары он просил прислать ему товары из Торгсина: муку, сахар, табак, масло, чай, рис, изюм и гильзы № 9. Судя по списку, сумма получалась немалая. Слитинский объяснял: «Доллары мною покупаются непосредственно из Америки (интересно было бы узнать как. – Е. О.), а не скупаются на месте»[1010]. Наивный 1931 год! Слитинский более опасался обвинений в валютной спекуляции – скупке долларов на черном рынке, чем обвинений в связях с заграницей и шпионаже на США. Вряд ли бы он сделал такую приписку в 1937 году, а если бы сделал, исход мог оказаться для него трагическим. В 1931 же году реакция на письмо была деловой. Правление Торгсина отослало копию этого письма в ЭКУ ОГПУ и просило разъяснить Слитинскому, что для получения товаров он должен перевести доллары на счет Торгсина.

Суета вокруг Торгсина, в которую оказались втянуты центральная и местная власть, свидетельствует о конфликте их интересов. Местная номенклатура добивалась расширения своих личных и групповых привилегий, центральная же власть их ограничивала, руководствуясь государственными интересами. Стране нужна была валюта, и разбазаривать экспортные товары за рубли, пусть даже и на нужды местных руководителей, Центр не хотел. Таким образом, в случае с Торгсином Центр поставил государственные приоритеты выше корпоративных. Местная номенклатура, которая считала себя частью правящей элиты, вероятно, видела в действиях Центра своего рода предательство, нарушение групповой солидарности и считала это незаслуженным, тем более что жертвовать своими привилегиями центральное руководство явно не собиралось.