Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Внутренний мир магазинов Торгсина, запечатленный в архивных документах, подобен миру героев Зощенко: склоки, пьянство, интриги, адюльтер на работе, доносительство, подсиживание, семейственность. Ну и, разумеется, воровство[1128]. Вопрос о хищениях в Торгсине часто обсуждался в ЦКК и НК РКИ[1129], а также в самом Наркомвнешторге. Комиссии этих организаций проверяли конторы и магазины Торгсина. В январе 1934 года в помощь существовавшей торговой инспекции Наркомвнешторга в Торгсине была создана собственная Особая инспекция по борьбе со злоупотреблениями и хищениями[1130]. Каждая республиканская, краевая и областная контора, а также межрайонная база, склад и крупный универмаг должны были ввести штатную должность особого инспектора, который был призван следить за материально-ответственными лицами – продавцами, кассирами, пробирерами, кладовщиками, выявляя «преступные элементы со стороны обслуживающего персонала и их сообщников извне». Судя по списку обязанностей, инспектор, подобно Фигаро, должен был быть вездесущим и ловким, отличаться пристальным оком и быстротой мысли, успеть побывать и в торговом зале магазина, и в складских помещениях, и в бухгалтерии, и в кабинете администрации[1131]. Долгая переписка свидетельствует, что конторы не торопились вводить у себя должность этого штатного осведомителя. Правление вынуждено было подстегивать их угрозами[1132]. В помощь инспектору в конторах работали совещания «о технике борьбы с мошенничеством».

Однако ни кнут (репрессии), ни пряник («золотые» пайки и высокая зарплата) не остановили хищений. Злоупотребления в Торгсине обсуждались на страницах центральных газет[1133]. Воровали и сытые руководители, и голодные подчиненные. Спектр преступлений в Торгсине колебался от тысячных хищений до кражи яблока или куска колбасы[1134]. Воровство порождали обычные мотивы – голод и нужда, жадность и корысть.

Руководители Торгсина – герои революции и Гражданской войны, выдержав голод и тифозное время, не могли устоять перед изобилием. Среди особо нашумевших дел было увольнение осенью 1932 года председателя Торгсина Шкляра «за разбазаривание золотого фонда». По тому же делу были привлечены к ответственности заместители управляющего Московской областной конторы Чубайск и Лебедев[1135]. По меркам того времени, Шкляр отделался легким испугом. После валютного Торгсина он отправился заготавливать скот в Нижне-Волжский край. Повезло, что проворовался в 1932-м, а не в 1937 году[1136]. Разбазаривание государственных средств продолжалось и при Сташевском[1137]. В начале 1935 года Г. И. Муст, в тот момент заместитель председателя Торгсина, был снят с работы, исключен из партии, арестован и отдан под суд за хищение государственных средств в размере 15 тыс. рублей[1138]. В Правлении Торгсина он не был исключением. Аналогичные обвинения были предъявлены секретарю парткома Торгсина Костко, председателю месткома Ефремову, руководителям управлений и отделов (Сабельману, Шухатовичу, Азовскому, Юргенсону, Закрочинскому и др.).

Высокая зарплата и «золотой» паек позволяли администрации Торгсина (руководители контор, директора магазинов, главные бухгалтеры, товароведы) жить относительно безбедно. Привилегии, однако, не останавливали этих людей от совершения преступлений. Арсенал методов организованных хищений, которые совершались с ведома или при участии администрации, был разнообразен: подделка записей о количестве товаров, фиктивное увеличение или уменьшение остатков при переоценке, продажа низших сортов товаров за высшие (пересортица). Хищения облегчались плохой организацией системы учета, причинами чего были не только халатность и разгильдяйство, но и то, что в начале 1930-х годов в магазинах применялся суммарный учет товаров вместо сортового.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное