Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

В 1934 году в Саратовской краевой конторе недостача составила более 600 золотых рублей[1150]. В апреле 1934 года обком ВКП(б) в Одессе снял с работы и отдал под суд директора конторы и несколько заведующих магазинов за связь со спекулянтами и злоупотребления[1151]. В 1935 году Особая инспекция Торгсина вскрыла крупномасштабные хищения в Харькове с целью перепродажи товаров на рынке по «спекулятивным» ценам. Арестованным инкриминировались подделка записей о количестве товаров, фиктивное увеличение или уменьшение товарных остатков при переоценке, продажа низших сортов за высшие. Из привлеченных к суду 27 работников конторы и магазина № 2 в Харькове двое были приговорены «к высшей мере социальной защиты» – расстрелу, остальные осуждены на разные сроки заключения. В том же документе приводятся и другие факты хищений, совершенных заведующими универмагов, складов и баз на Украине, в Западной области и Средней Азии. Особая инспекция в заключение отмечала, что, несмотря на строгие меры, число преступлений в Торгсине выросло и приняло массовый характер[1152].

От относительно сытой администрации спустимся по иерархической лестнице к рядовым работникам Торгсина – продавцам, кассирам, приемщикам ценностей. Архивные документы представляют полный арсенал классических методов хищений в торговле, которые создавали «излишек» в пользу продавца: обвес, обмер, обсчет, пересортица, чрезмерная «зачистка» продуктов, смешивание продуктов, например муки с сахаром или добавление воды в сметану и пр.[1153] Но в ходу были и специфические способы махинаций, порожденные особенностями Торгсина. Приемщики ценностей могли занизить вес сдаваемых предметов и присвоить разницу в цене. В документах упоминаются случаи (а сколько осталось невыявленных), когда покупатель недополучил стоимость за несколько граммов золота, приемщик утаил крышку от часов или «отщипил» кусочек от сдаваемого металла[1154]. Валютные кассиры срезали лишние талоны «для себя» или отбирали книжки у малолетних, требуя привести родителей, но при этом «забывали» оформить акты изъятия. Книжка чаще всего так и оставалась у кассира, так как дети боялись сказать родителям, что стащили ее[1155]. Распространенным нарушением в Торгсине была продажа «по ошибке» знакомым и родственникам товаров на сумму бóльшую, чем было указано в их товарной книжке[1156].

Одним из наиболее распространенных способов в арсенале махинаций работников Торгсина было вторичное, а точнее сказать многократное использование товарных книжек и отрезных талонов. При оплате товара кассир срезал с товарной книжки контрольные талоны на сумму покупки, а после полного использования суммы на книжке она погашалась. В конце рабочего дня кассир сдавал выручку, отоваренные отрезанные талоны и погашенные книжки счетчику. Тот пересчитывал их, а потом вместе с кассиром запечатывал использованные книжки и талоны в бандероль и пломбировал ее. Оба расписывались за сданную сумму. Бандероли направлялись затем в тиражную комиссию конторы, в которую, к слову сказать, входил и представитель ЭКУ ОГПУ. После очередного пересчета погашенные книжки и талоны в присутствии членов тиражной комиссии сжигались в котельной[1157]. Однако по мере продвижения по этой длинной цепи из магазинов в топку отрезанные талоны и погашенные товарные книжки исчезали из бандеролей и мешков. Воровали кассиры, счетчики, члены тиражной комиссии, подсобные рабочие. При личном обыске у контролера магазина Торгсина Сапонджянца, например, было обнаружено 9 торгсиновских книжек, в том числе погашенные, а также отрезанные талоны[1158]. После кражи отслужившие книжки и талоны начинали вторую жизнь. Штамп универмага «подлежит обмену» позволял обменять старые книжки на новые; бывшие в употреблении талоны продавцы и кассиры использовали как только что отрезанные (товар на эту сумму присваивали) или искусно подклеивали их к действительным товарным книжкам. Подделка раскрывалась позже, в счетной части магазина при сличении талонов[1159]. Ворованные книжки и талоны для вторичного использования отсылали в те города, где их можно было продать по более высокой цене.

Воровство облегчалось бесхозяйственностью и отсутствием контроля. В глубинке порой положение было таково, что, как говорится, «лишь ленивый не возьмет». Вот, например, описание порядков в Хабаровске:

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное