Золото для индустриализации. Торгсин

Среди людей, которых Муст в письме к Сталину назвал своими поручителями, были крупные партийные деятели – С. М. Буденный, А. И. Микоян, В. Я. Чубарь, Р. С. Землячка. Да что говорить, сам Сталин знал его по польской кампании, он лично послал Муста в Первую конную к Буденному. Видимо, поэтому Муст и решился написать «хозяину». Судя по тому, что Сталин не оставил заявление Муста без внимания, он помнил его. Бюро КПК, которое пересматривало дело Муста по заданию Сталина, подтвердило правильность исключения Муста из партии, однако, вопреки решениям Наркомата торговли, Дзержинского райкома партии и прокуратуры, считало нецелесообразным предание его суду. Этот факт может свидетельствовать об определенной благосклонности вождя: шел 1935 год, и КПК вряд ли стал бы принимать решение, которое противоречило настроениям Сталина. Рекомендация комиссии КПК «послать Муста на работу по специальности в порядке принудительных работ на одну из строек НКВД сроком на 3 года» не прошла на Бюро. Документы не позволяют сказать, что случилось с Мустом после разбора дела в КПК. Характер решений Бюро позволяет предположить, однако, что Муста освободили и дали возможность работать на «воле». Видимо, через некоторое время он был восстановлен в партии[1195]. Следовательно, не только Муст считал себя носителем власти, но и партия признала своего «блудного сына».

Личные материалы Г. И. Муста, сохранившиеся в архивах, обрываются на событиях лета 1935 года, когда КПК рассматривал его дело. Однако штамп в его личном листке по учету кадров «снят с учета 19.09.1938 г.» может свидетельствовать о том, что ему не удалось пережить Большой террор. В этом случае информацию о конце его жизненного пути следует искать в архиве НКВД. Сведений о посмертной реабилитации Г. И. Муста в партийном архиве нет.

Анализ дела Муста предостерегает от обобщенной трактовки экономических преступлений, совершенных при Сталине, как формы сопротивления режиму. Должностные преступления элиты были злоупотреблением властью, извращенностью властью. Это было саморазложение, гниение власти изнутри. Хищения были совершены именно потому, что Муст и ему подобные считали, что принадлежность к власти дает им особые права. Ни характер действий, ни их мотивация, ни восприятие поступков самими расхитителями не позволяют признать подобный тип экономического поведения сопротивлением.

Часть 4 Лебединая песня

Глава 1 «Красные директора» Торгсина: «эсер»

Из сибирских купцов. «Сдержанный человек, в котором жил чертик». Политика или медицина? Расстрельный приговор Колчаку. «Ла Скала» и самовар для министра Муссолини. Председательство на закате Торгсина. Казнь. Где же рукопись?

С уходом Сташевского председателем Правления Торгсина стал Михаил Абрамович Левенсон. Он стал последним руководителем этого торгового предприятия. Левенсон занимал пост председателя Торгсина в период заката его деятельности, с ноября 1934 до начала 1936 года[1196].

Михаил Левенсон родился в 1888 году в Иркутске. Он происходил из семьи «выкрестов» – крещеных евреев. Дед Михаила, простой солдат Соломон Левенсон, отслужив при царе-Освободителе[1197] положенные 25 лет, получил землю в Сибири, там и осел. Сын Соломона Абрам, отец будущего председателя Торгсина, до революции продавал продукты старателям на золотых Ленских приисках, разбогател, имел бляху купца первой гильдии, дома в Иркутске и восемь человек детей, из которых четверо ушли в революцию. Революционер Михаил Левенсон не скрывал свое непролетарское происхождение. В регистрационном бланке члена ВКП(б) в 1936 году в графе «занятие родителей» он написал «крупный торговец» (курсив мой. – Е. О.). Казалось бы, маленькая деталь, а тем не менее важная черточка к портрету: решительности этому человеку было не занимать.

Отец, видимо, готовил сына себе в преемники и отдал в Иркутское промышленное училище, но у Михаила были иные интересы. С политикой связался рано. Но марксистом молодой Левенсон не был. В 1905 году он вступил в партию эсеров[1198]. В отличие от других председателей Торгсина, Левенсон получил прекрасное образование. Оказавшись в эмиграции, он с денежной помощью отца изучал высшую математику в Сорбонне и медицину во Франции и Швейцарии (из-за преследований полиции пришлось переехать из Парижа в Женеву). Но за всю жизнь Левенсон проработал врачом меньше двух лет, когда оказался в самовольном изгнании в Иркутске после разрыва с товарищами по партии эсеров. Профессия врача навсегда осталась для него запасной, главным же делом жизни была революция.