Золото для индустриализации. Торгсин

Но и на этом нельзя поставить точку, ведь, упражняясь в подобных расчетах, не следует забывать об их условности: они основаны на искусственном валютном курсе рубля, который директивно устанавливался советским руководством «для внутреннего пользования». Как было уже отмечено ранее (см. главу «Золото»), этот обменный курс не имел ничего общего с действительной покупательной способностью рубля по отношению к доллару. Если принять во внимание оценки иностранцев, живших в то время в СССР, которые считали доллар равным от 10 до 25 советских рублей, то себестоимость добычи грамма золота в Дальстрое в 1932–1937 годах будет колебаться от 18 до 46 центов США, а себестоимость «добычи» условного грамма золота в Торгсине – от 8,5 до 21 цента. Иными словами, при учете реальной покупательной способности рубля по отношению к доллару себестоимость и золота Торгсина, и золота Дальстроя окажется дешевле его мировой цены.

Острая нужда в драгоценном металле, относительно низкая себестоимость «добычи» торгсиновского золота и слабость нарождавшейся советской золотодобывающей промышленности объясняют, почему государство до поры мирилось с миллионными рублевыми дырами в бюджете от убытков торговой деятельности Торгсина. Однако когда золотодобывающая промышленность страны встала на ноги, заработал и разросся Дальстрой ГУЛАГа, золотая проблема была решена, а сбережения населения изрядно почищены, правительство закрыло Торгсин.

Глава 4 Торгсин – имя нарицательное

Парадокс № 1: героизм и обывательщина. Парадокс № 2: социальное равенство как квинтэссенция классового подхода. Парадокс № 3: социалистическое предприятие капиталистической торговли. Парадокс № 4: золото: мещанская прихоть и оружие пролетариата. «Потому ты жива»: парадоксы исторической памяти. Торгсин сегодня

История Торгсина полна парадоксов. Рыночные, с точки зрения политэкономии марксизма – капиталистические, методы в Торгсине служили победе социализма. В угоду валютному чистогану Торгсин принес в жертву священный для марксизма классовый подход: в Торгсине выигрывал не пролетарий, а социально чуждый – тот, у кого водилось золотишко. Но не только цели и методы находились в Торгсине в идейном противоречии, парадоксы существовали и в восприятии Торгсина руководством страны и рядовыми современниками.

Правительственные документы того времени всячески подчеркивали политическое значение Торгсина; то, что от его успеха зависела судьба индустриализации, а следовательно, и судьба дела Октября. Каждый вырученный золотой рубль укреплял СССР, а каждый потерянный замедлял построение социализма. По мнению руководства страны, враждебное мировое окружение и запрет на ввоз советских товаров, который установили многие государства, еще более усиливали политическое значение миссии укрепления валютной независимости СССР, которую выполнял Торгсин. Торгсин внес немалую лепту в строительство первенцев-гигантов советской индустрии – Уралмаша, Кузбасса, Магнитки, которыми гордилась страна. Казалось бы, на службе у пролетарского государства Торгсин заслужил почет, а его имя в речах советского руководства должно было звучать героически. Этого, однако, не случилось.

В политическом языке 1930-х годов имя Торгсин стало нарицательным, но оно было не синонимом героизма, а символом обывательщины, мещанства, мелкобуржуазности, слащавости, вещизма, стяжательства – иными словами, антитезой революционности. Как не вспомнить безголосую никчемную модницу Леночку – «дитя Торгсина» – из фильма Г. Александрова «Веселые ребята». А вот еще один пример нарицательного политизированного применения имени Торгсин. В 1934 году на Первом Всесоюзном съезде советских писателей, громя доклад Бухарина о поэзии, пролетарский поэт Демьян Бедный сказал: «У Бухарина попахивает склонностью к бисквитам. Бухарин выделил некий поэтический торгсин для сладкоежек. Я предпочитаю оставаться в рядах здорового ширпотреба»[1335]. Прекрасная метафора! Приторные торгсиновские бисквиты – символ слащавой обывательщины, здоровый бесхитростный ширпотреб – знамя пролетариата! Показательна в этой связи и фраза, оброненная в одном из фельетонов 1930-х годов, который высмеивал неискреннее раскаяние проворовавшихся торгсиновских работников – «со слезами на глазах и куском торгсиновского сыра в руках»[1336]. В ней заключен момент истины: тот, кто держал в руках кусок торгсиновского сыра, не мог искренне каяться. Кусок торгсиновского сыра – клеймо классового врага. Мир Торгсина оказывался враждебным делу пролетариата. Не случайно Торгсин поторопились закрыть.