Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

На первый взгляд вызывает удивление то, что голодный 1932 год оказался самым нерентабельным, а «добытое» в тот год золото – самым дорогим (более 4 рублей за условный грамм чистоты). Относительно низкая рентабельность в 1932 году объясняется тем, что Торгсин только начал разворачивать свою сеть на периферии, он был еще мало известен населению глубинки; добытый им «золотой тоннаж» в тот год был невелик, а издержки обращения значительны. Относительно низкая рентабельность в 1934 году – условный грамм золота обходился государству в 2 рубля 58 копеек – следствие падения интереса населения к Торгсину в условиях улучшения продовольственной ситуации в стране. Торгсин запоздало отреагировал на изменение конъюнктуры рынка: поступление ценностей в Торгсин в 1934 году по сравнению с прошлым годом упало почти в два раза, а издержки обращения остались практически на том же уровне. Исходя из этих расчетов, в период 1932–1935 годов «добыча» условного грамма чистого золота в Торгсине обходилась государству в среднем в 2 рубля 13 копеек (табл. 26, п. 8)[1328].

Дорого или дешево было золото Торгсина?[1329] Сравним себестоимость торгсиновского золота и промышленной добычи того времени. В соответствии с пятилетним планом золотодобывающей промышленности на 1928/29–1932/33 годы, себестоимость 1 г чистого золота, добытого промышленным механизированным способом, была запроектирована на начало пятилетки в 1 рубль 76 копеек, а на конец пятилетки – 1 рубль 42 копейки; для старательского золота проектная себестоимость составила (соответственно) 1 рубль 98 копеек и 2 рубля 5 копеек[1330]. В действительности себестоимость добычи золота оказалась значительно выше плановой. По материалам Дальстроя, опубликованным А. И. Широковым, средняя себестоимость грамма золота, добытого в 1932–1937 годах, составляла 4 рубля 57 копеек[1331], в то время как условный грамм чистого золота, «добытого» Торгсином в 1932–1935 годах, стоил государству в среднем 2 рубля 13 копеек (табл. 26, п. 8). Торгсин по эффективности побил золотодобычу ГУЛАГа.

Особо стоит вопрос о том, как соотносилась себестоимость «добычи» золота в Торгсине и себестоимость промышленной золотодобычи в СССР с мировой ценой на золото. Российский ученый А. Н. Пилясов, посвятивший монографию вопросам освоения Северо-Востока России, пришел к заключению, что золотодобыча в Дальстрое (в отличие от добычи других цветных металлов) была экономически эффективной, то есть себестоимость добычи золота там до 1940 года была ниже его мировой цены. Это заключение затем повторил и А. И. Широков в своем исследовании Дальстроя[1332]. Пилясов исходил из курса 5 рублей 30 копеек за доллар, который, по его мнению, существовал в СССР с 19 июля 1937 года по 28 февраля 1950 года. Глава Торгсина Левенсон в ноябре 1935 года в своих расчетах использовал курс 5 рублей 75 копеек за доллар СШ[1333]А. При таких валютных курсах себестоимость добычи грамма чистого золота в Дальстрое (4 рубля 57 копеек) составит порядка 80–86 центов (табл. 29, п. 3а), тогда как его мировая цена, установленная в начале 1934 года Золотым резервным актом Рузвельта, была 1 доллар 12,5 цента[1334]. При тех же валютных курсах себестоимость условного грамма торгсиновского золота (2 рубля 13 копеек) составила бы всего 37–40 центов, то есть была бы почти в три раза ниже мировой цены и более чем в два раза дешевле золота Дальстроя, но Торгсин закрыли в начале 1936 года, он не работал в период нового директивного валютного курса рубля.

Если же исходить из обменного курса рубля первой половины 1930-х годов, то вывод Пилясова и Широкова об эффективности добычи золота в Дальстрое нельзя принять. В то время мировая цена золота составляла 66,5 цента за грамм чистоты, а советский официальный валютный курс был равен 1 рублю 94 копейкам за доллар США (табл. 29). При таком курсе себестоимость добычи грамма золота в Дальстрое (4 рубля 57 копеек) составит 2,36 доллара и будет в 3,5 раза выше его мировой цены. Себестоимость «добычи» условного грамма чистого золота в Торгсине (2 рубля 13 копеек), исходя из валютного курса рубля первой половины 1930-х годов, являлась эквивалентом 1,1 доллара, то есть «добыча» золота в Торгсине тоже была дороже его мировой цены, хотя торгсиновское золото обходилось государству значительно дешевле дальстроевского (табл. 29).

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное