Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Выручка от экспорта, высчитанная в ценах относительно благополучного 1928/29 года (табл. 5), показывает, сколько валюты СССР мог бы получить, если бы мировые цены на продовольствие и сырье сохранились на том же уровне: руководство страны, наращивая физические объемы экспорта, ожидало значительный рост валютных поступлений. Однако реальная выручка от экспорта (табл. 5), по данным Госплана и Госбанка, составляла лишь половину, а то и треть ожидаемых валютных доходов. В 1929/30 году «недовыручка» по экспорту составила порядка 125–160 млн рублей, а в 1931–1933 годах – порядка 600–700 млн рублей золотом (табл. 5). В эти годы СССР продавал миру зерно в половину и даже треть докризисной цены, тогда как миллионы собственных граждан умирали от голода.

Сравнение реальных доходов от экспорта (табл. 5) с расходами на промышленный импорт (табл. 4, графа 2)[202] свидетельствует, что с началом форсированной индустриализации и вплоть до 1933 года каждый год был отмечен дефицитом внешней торговли. Апогеем кризиса стал 1931 год, однако дефицит внешней торговли составил не 293,8 млн рублей, как следует из таможенной статистики, а в полтора раза больше – 430–460 млн рублей золотом. Случайно ли, что именно в этот год Торгсин открыл двери советским гражданам и стал скупать у населения не только иностранную валюту и царские монеты, но и бытовое золото?

После пикового 1931 года импорт, а вместе с ним и дефицит торговли стали резко сокращаться. По свидетельству наркома внешней торговли Розенгольца, советские закупки промышленного оборудования за границей упали с 600 млн рублей в 1931 году до 270 млн рублей в 1932 году, а в 1933-м составили только 60 млн рублей[203]. Равновесие между экспортом и импортом было восстановлено к 1933 году, хотя реальное положительное сальдо внешней торговли в тот год было гораздо скромнее показателей опубликованной таможенной статистики: около 27 млн рублей вместо 147,5 млн рублей (табл. 4, табл. 5).

Недостаток валютных средств определил внешнеторговую и финансовую тактику СССР – продавать за наличные, покупать в кредит. Страна залезала в долговую яму. В соответствии с валютным балансом за 1926/27 год, составленным Наркомфином СССР, внешняя задолженность Страны Советов на 1 октября 1926 года составила 420,3 млн рублей[204]. К 1 октября 1927 года она выросла до 663 млн рублей, включая долгосрочный германский кредит в 180 млн рублей, полученный в конце 1927 года[205]. Львиную долю этой задолженности (66 %) представляли кредиты под импорт на нужды индустриализации. На 1 апреля 1928 года задолженность СССР иностранным фирмам и банкам выросла до 781,9 млн рублей[206]. Реальные золотовалютные ресурсы СССР в то время составляли лишь 213 млн рублей (табл. 3), они не покрывали и трети внешнего долга СССР. Это было лишь начало индустриальной гонки. Расходы на промышленный импорт быстро росли в 1929–1930 годах (табл. 4, графа 2). В апреле 1931 года СССР получил от германских банков новый большой кредит, который не смог выплатить в срок[207]. По признанию Сталина, задолженность СССР на конец 1931 года составила 1,4 млрд рублей[208]. По немецким источникам того времени, на 1 января 1933 года СССР все еще был должен Западу 1,3 млрд рублей золотом[209].

Несмотря на ненависть к капитализму, большевистское руководство не скрывало восхищения перед техническими достижениями Запада. Определенно, была вера в то, что западные технологии, освобожденные от хаоса рынка и соединенные с «преимуществами планового хозяйства», совершат чудо. Тысячи иностранных специалистов были приглашены на работу в Советский Союз. В конце 1920-х годов США были главной страной, где СССР закупал промышленное сырье, оборудование и технологии, нанимал специалистов. Гиганты советской индустрии строились по американским калькам. Однако с начала 1930-х годов закупки в США стали резко падать и к 1933 году практически прекратились[210]. Надобность в автомобилях, тракторах и другой сельскохозяйственной технике, которые в 1931 году составляли половину советского импорта из США, отпала с открытием заводов в Горьком, Харькове и Ростове-на-Дону. Резкое падение импорта из США объясняется также политическими и финансовыми причинами. До конца 1933 года у СССР и США не было дипломатических отношений. Договоры американских фирм с советским правительством были их личным делом, американцы заключали их на свой страх и риск. Сотрудничество с Германией до прихода Гитлера к власти проходило в более благоприятном политико-экономическом климате. Германское руководство, заинтересованное в сотрудничестве с СССР, благодаря которому оно обходило запреты Версальского договора, выступало гарантом советских долгов. В случае советского банкротства германским банкам полагалась компенсация от своего правительства. Получение кредитов в Германии проходило более легко, и их условия были более выгодны для СССР, чем условия кредитов частных американских фирм.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное