Золото для индустриализации. Торгсин

Воспоминания участников операции «Х» свидетельствуют, что переговоры о золоте велись по линии двух ведомств – Наркомата иностранных дел через советского посла в Испании и Наркомата внешней торговли через торгового атташе. По мнению Кривицкого, торговое ведомство выполнило главную задачу. «Здесь находился официальный советский посол Марсель Розенберг, но он только произносил речи и появлялся на публике. Кремль же никакого значения ему не придавал», – пишет Кривицкий[419]. Участие торгового ведомства в сделке было решающим, так как золото передавалось СССР не на хранение, но в уплату за торговые операции с оружием. Негрин вел переговоры со Сташевским именно как с торговым атташе, отвечавшим за поставки оружия. О том, что Сташевский не просто знал о сделке, но контролировал ее проведение, свидетельствует его шифротелеграмма от 24 апреля 1937 года, посланная из Валенсии – новой резиденции республиканского правительства, покинувшего опасный Мадрид, в Москву наркому внешней торговли Розенгольцу: «Выяснил точно, что московский акт приемки золота был передан Кабальеро, а он, в свою очередь, передал его Барайбо – заместителю военного министра; человек весьма сомнительный»[420].

За участие в операции Сташевский был награжден орденом Ленина.

НКВД же и его представитель в Испании Орлов не вели переговоров о совершении сделки, а отвечали за транспортировку золота в Москву. Телеграмма Ежова с указаниями «хозяина», полученная Орловым 20 октября 1936 года, приказывала организовать вывоз золотой казны. Встретившись с Негрином, Орлов обсудил практические детали погрузки и вывоза золота из Картахены. Замалчивание им роли Сташевского в операции «Х»[421] может объясняться личными мотивами, а также распрями между разведками двух ведомств. Сташевский в Испании представлял военную разведку и в своих докладах открыто критиковал действия НКВД в Испании и его представителя Орлова[422].

С НКВД связаны последние трагические дни Сташевского. При отсутствии доступа к его личному делу мемуары современников остаются главным источником информации. По мере нарастания репрессий в Красной армии тучи сгущались и над Сташевским[423]. В апреле 1937 года, как пишет Кривицкий, Сташевского вызвали из Испании в Москву для доклада Сталину. Маховик репрессий уже набирал обороты, но Сташевский, видимо, не считал нужным осторожничать. В своем разговоре со Сталиным, по свидетельству Кривицкого, который виделся со Сташевским в те дни в Москве[424], он критиковал репрессии НКВД в Испании и пытался склонить Сталина к мысли о необходимости изменить курс. По словам Кривицкого, Сташевский вышел от Сталина окрыленным[425]. Затем он встретился с М. Н. Тухачевским, положение которого уже становилось непрочным, и критиковал грубое поведение советских военных представителей в Испании. Этот разговор, как пишет Кривицкий, породил много толков. Тогда Сташевского не арестовали и позволили вернуться в Испанию, но он, по мнению Кривицкого, своим поведением ускорил свой арест.