Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

Скупка бриллиантов и платины была прибыльной для государства, а для населения – убыточной. Начиная операции по бриллиантам, Наркомвнешторг планировал установить скупочные цены на них в среднем на 40 % ниже мировых[527]. Есть основания полагать, что в начале скупки цена была и того ниже. Огромный разрыв между скупочными и реализационными ценами на бриллианты подтверждается документами: за бриллианты, купленные в период с 12 сентября 1933 года до 14 января 1934 года, Торгсин заплатил владельцам 340 тыс. рублей, тогда как их продажная стоимость была почти в 2,5 раза выше, 802,8 тыс. рублей[528]. Сами руководители Торгсина называли прибыль первых месяцев скупки бриллиантов «чрезмерной». Оправданием низкой скупочной цены служила неустойчивая конъюнктура мирового рынка драгоценных камней. Правление требовало от оценщиков работать так, чтобы у владельцев ценностей не создавалось впечатления, что Торгсин «заценивает» их камни, однако, по признанию руководителей Торгсина, из-за неопытности приемщики страховались тем, что занижали и без того низкую цену. Вскоре победные реляции сменились сетованиями на падение интереса людей к сдаче бриллиантов. В декабре 1933 года скупочные цены на бриллианты в Торгсине были повышены на 50 %, но и после этого, по признанию руководства, разрыв скупочных и реализационных цен был значительным – средний размер прибыли государства по бриллиантам составлял 50–60 %[529]. Так, к марту 1934 года Торгсин заплатил людям, сдавшим бриллианты, 672 тыс. рублей, в то время как реализационная стоимость этих камней, по подсчетам Коверкустэкспорта, была более чем в 2 раза больше – 1,4 млн рублей[530].

Люди сдавали главным образом мелкие камни весом до одного карата, но руководство считало, что «с точки зрения мобилизации массы валютных ценностей» мелкие бриллианты представляли не меньший интерес, чем крупные[531]. Каждый бриллиант, сданный в Торгсин, имел свою житейскую историю. Ташкентский случай, о котором пойдет речь, свидетельствует о разнообразии путей, которыми ценности попадали в торгсиновскую скупку. В октябре 1934 года в Ташкенте за три недели неизвестный человек «через спекулянтов» сдал в Торгсин 5,5 тыс. мелких бриллиантов, общим весом около 350 карат, на огромную по тем временам сумму 2,4 тыс. рублей золотом. Приемщика ташкентского скупочного пункта Драбкина насторожил тот факт, что все бриллианты имели одинаковую и редкую огранку – американскую грань. По словам Драбкина, эта огранка появилась около 1910 года, и в СССР таких камней было завезено не много. До «ташкентского случая» на Центральную базу Торгсина поступали только одиночные камни такой огранки. Настораживал и тот факт, что камни столь высокого качества не были характерны для среднеазиатского рынка, где, по словам того же Драбкина, купцы продавали в основном желтые «порочные» бриллианты. Судя по тому, что Драбкин послал директору Центральной бриллиантовой базы в Москве не одно, а три письма, он был не на шутку встревожен, однако продолжал принимать подозрительные камни. Руководство Торгсина в декабре 1934 года оповестило о ташкентских бриллиантах НКВД. Неизвестно, предпринял ли НКВД тогда какие-либо меры, но в мае – июне 1935 года крупные партии бриллиантов американской огранки вновь появились на скупочном пункте Торгсина в Ташкенте. На этот раз неизвестный сдал почти 7 тыс. бриллиантов весом около 500 карат на сумму 3,7 тыс. рублей золотом.

Расследование, проведенное полномочным представителем НКВД в Узбекистане и инспектором Торгсина, которому «удалось войти в доверие к ташкентским спекулянтам», показало, что камни приносил «местный шофер Саша». Пакеты бриллиантов по 30 и 60 штук он продавал спекулянтам, роившимся вокруг приемного пункта Торгсина. За каждый пакет «Саша» получал соответственно по 1000 и 2000 рублей советскими деньгами. Спекулянты тут же сдавали бриллианты в Торгсин и, перепродавая деньги и товары Торгсина, «зарабатывали на каждый пакетик по 1000 руб. и более». В деле также фигурировали жена «шофера Саши», его брат и теща – кассирша местной столовой. Сашу найти не удалось. По словам спекулянтов, он «сильно кутил» и в Москве, якобы за растрату, его арестовал Угрозыск, хотя вроде бы потом освободили за отсутствием улик.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное