Читаем Золото для индустриализации. Торгсин полностью

По ориентировочным подсчетам (табл. 16), за 1933–1935 годы Торгсин купил у населения бриллиантов на сумму порядка 5 млн рублей, что составило менее 2 % в общей сумме скупленных ценностей. Ни один из годовых планов скупки не был выполнен. «Бриллиантовая» перспектива не была полностью реализована, так как идеальное время для выкачивания ценностей – голод – было упущено. Но руководству страны не следовало сетовать на неудачу, ведь эти бриллианты были проданы на мировом рынке по крайней мере в два раза дороже того, что государство заплатило за них людям, да к тому же не за рубли или торгсиновские боны, а за валюту.

Сложнее оценить итоги работы Торгсина по платиновой скупке. Она считалась второстепенной и даже побочной деятельностью, и материалов о ней сохранилось мало. Однако некоторые предположения сделать можно. В финальном отчете говорилось, что в скупке Торгсина серебро, бриллианты и другие драгоценные камни, а также платина по скупочной стоимости составили 71 млн рублей. С учетом того, что Торгсин купил серебра приблизительно на 41 млн рублей, бриллиантов на 5 млн рублей, а скупка других драгоценных камней вряд ли превысит несколько миллионов рублей, то на долю платины останется немногим более 20 млн рублей, или порядка 30 тонн чистоты[543]. Не так уж и мало, особенно если учесть, что на мировом рынке советское государство продало эту платину намного дороже цены торгсиновской скупки.

Глава 5

«Yours faithfully Torgsin»[544]

Фабрики – рабочим, земля – крестьянам, антиквариат – буржуям. Арманд Хаммер и другие. «Кантик огневого золоченья», или антикварный портрет ушедшей эпохи. Вермеер как средство выживания. Тайники и «неценные ценности»: несостоявшаяся глава


За коротким словом «ТОРГСИН» скрывались антиподы: темные грязные лабазы, где голодные крестьяне выменивали на золото мешки с мукой, и столичные оазисы деликатесов и антиквариата. Бессмысленно было искать художественные ценности в торгсинах крестьянской Смоленской области. Антикварная торговля была привилегией крупных городов – Москвы, Ленинграда, Киева… Ленинград – место скопления бывших дворцов царской семьи и аристократии – в особенности был богат художественными ценностями. Антикварные магазины не сыграли существенной роли в истории Торгсина, так как мало интересовали советских граждан. Однако для иностранцев они представляли уникальную возможность купить предметы исторической и художественной ценности. Взрыв революции разметал по стране веками копившееся во дворцах и имениях художественное богатство. Не часто история дает коллекционерам подобный шанс.

С самого начала своего существования Торгсин был комиссионером Всесоюзного общества «Антиквариат», печально известного продажами за границу шедевров лучших музеев страны[545]. В антикварной торговле Торгсин имел особый статус: он продавал внутри страны «предметы чисто экспортного значения». С появлением Торгсина на долю прочих организаций, занимавшихся антикварной торговлей в СССР – ГУМ, Мосторг, Деткомиссия ВЦИК, остался «второсортный» антиквариат, «предметы небольшой ценности, реализация который за границей была сомнительна»[546].

Заграничные туристы и иностранцы, длительно проживавшие в СССР, были завсегдатаями антикварных торгсинов на Петровке в Москве и в гостиницах «Октябрьская» и «Европейская» в Ленинграде. Для удобства покупателей Торгсин предлагал разнообразные услуги. Если не хватило денег, иностранец мог оставить задаток, затем доплатить в советском торгпредстве в своей стране, а товар получить по почте. Купить антиквариат можно было и не приходя в магазин. Достаточно было за границей перевести деньги на счет Торгсина. Можно было покупать и через доверенных лиц в СССР. В случае заочных сделок транспортировкой и расчетами занимались советские торгпредства и консульства в Европе или Амторг[547] и Ам-Дерутра[548] в Америке. Ящики со старинными вещами – серебром, украшениями, картинами, коврами, иконами, церковной утварью, фарфором, миниатюрами, часами – из антикварного Торгсина отправлялись в Швецию, Германию, Польшу, Чехословакию, Францию, Швейцарию, США…[549] Переписка, которую Торгсин вел с иностранцами, не имела подписи конкретного административного лица. Вместо этого – «Торгсин» или «Преданный Вам Торгсин». В такой подписи видится не маленький советский чиновник, а солидное торговое предприятие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное