Золото Дункеля

Павел промолчал.

Однако не только их раздирало любопытство. Когда с рюкзаками они вернулись к месту стоянки, Даша и Настя готовили бутерброды, мужчины заканчивали ставить палатки, но за делом каждый из них то и дело устремлял пытливый взор в сторону высившейся скалы… Кроме, быть может, старика Прохора, который, поглядывая на замиравших время от времени путников, отчего-то недовольно кряхтел, но никого не одергивал. Даже когда, разложив вещи, расселись для перекуса, путники продолжали коситься на гору, непременно переводя испытующий взгляд на старого охотника.

Однако дед, казалось, забыл, для чего пришел. Он равнодушно покусывал бутерброд, долго пережевывал, неторопливо запивал водой, а, покончив с едой, не спеша обтер о штаны нож, вложил его в ножны и стал закуривать…

Трофим взорвался:

– Сколько ж можно! Скоро и солнце ляжет!

– Сколько нужно, столько и можно, – невозмутимо ответил Прохор. – Докурю и, быть может, пойдем…

– Как это «быть может»! – взвизгнула Настя. – Ты чего сюда пришел – раскуриваться?

– Смолкни, курица! – спокойно отмахнулся дед.

Друзья угрюмо смотрели, как, словно прилипшая к белой бороде деда, медленно догорает папироска – то вспыхивая золотисто-красным огнем, то обволакиваясь дымком и гаснув. Казалось, этому не будет конца… Старик же, ни на кого не глядя, курил и курил, вперив глаза в неведомую точку: на лбу, будто от роящихся в голове мыслей, шевелились старческие морщины – дед о чем-то думал.

Вокруг было удивительно тихо и покойно. Над головами тоскливо нависало небо – неподвижное и серое, как каменистые скалы Николиной горы; с леса тянуло хвоей, затхлым болотом, еще каким-то неуловимым запахом, какой издает испарявшаяся на теплом камне влага, и весь этот дикий аромат то и дело перебивал запах табачного дыма…

Наконец старик затушил окурок, хмуро оглядел примолкших путников и, поведя бровью, объявил:

– Ну, горе-старатели, пойдем, пожалуй… Только одно… – Он с минуту помолчал. – В общем, если часом не найдем ничего – дальше никуда! Это мое последнее слово!

Вокруг молчали. Прохор подождал.

– Налегке пойдем. С собою – только ружья, фонари, фляжки с водой и… пожалуй, что плащи – дождик вот-вот накрапает…

Собрались быстро – через несколько минут все были готовы. Сердца путников бешено забились: всех охватило то особенное возбуждение, какое случается в предвкушении чего-то исключительно важного, давно владеющего мыслями и чаяниями…

Прохор оглядел всех суровым взглядом, как бывало всегда, когда они выступали в дорогу, но ничего на этот раз не сказал; как-то нерешительно покряхтел, потоптался на месте и, повернувшись, зашагал в сторону скалы. Облепив старика, все торопливо, гурьбой, боясь отстать от него, засеменили следом.

Сначала шли по склону параллельно лесу. Это было место скопления осыпи: под ногами шуршала потревоженная галька, скатываясь с глухим стуком вниз; иногда, при неосторожном шаге, нога, заскользив, срывала целый пласт камней, с шумом устремлявшихся к лесу… Но никто этого не замечал: внимание всех было приковано к торчавшей впереди скале – где-то там скрывалась заветная, будоражащая воображение тайна…

Вот они поднялись выше, на голые камни; потом еще выше, и еще – все ближе и ближе к каменному изваянию. Уже у его подножия сыпанул дождь – хотя и предсказанный дедом, но случившийся как-то неожиданно – противный, мелкий… Отряд остановился на несколько минут, чтобы накинуть плащи, и вновь полез наверх…

Вскоре стало ясно, что скала, кажущаяся со стороны одиноко торчащим «пальцем», действительно представляла собой стену, протянувшуюся вдоль склона метров на шестьдесят. Все это стало очевидным лишь тогда, когда путники, разгоряченные подъемом в гору, неожиданно оказались в узком коридоре, образованном стеной и склоном горы. Всего в десяти метрах от них зияла огромная пасть пещеры. Она была совсем рядом, в нескольких шагах…

Первым прошел вперед дед Прохор. За ним, словно вспугнутые птенцы, заторопились остальные… Вот до пещеры остается три шага… два… С замиранием сердца друзья прошли внутрь…

* * *

Перед ними открылось просторное, конусом сужающееся внутрь пространство: у входа – широкое, как сцена, дальше – уходящее далеко вверх, так что внешний свет едва достигал его узкой дальней стены… Но пещера была пуста: неровная, заметно поднимающаяся площадка каменного пола, овальные стены и – больше ничего! Никто не верил своим глазам: пройти столько километров невзгод и чертовщины и так обмануться! Путники растерянно смотрели на своды пещеры, не в силах что-либо произнести…

Растолкав остолбеневших путников, Трофим выступил вперед и осторожно прошел до середины каменного зала; звуки его шагов прозвучали гулко, отчетливо… Он растерянно покрутился на месте, и его изумление эхом отозвалось по пещере:

– Где же оно… золото?