— И шинели в прихожей не видно… — продолжил сотрудник сыскной полиции, будто бы прочитав его мысли. — Но зато висят штатские вещи, в которых вы сюда прибыли.
Действительно, богатая купеческая шуба с бобровым воротником и меховая шапка не имели ничего общего с форменным обмундированием. Офицерам Измайловского полка зимой полагалось носить гвардейскую шинель установленного образца и шапку с недавно дарованным по высочайшему повелению знаком «За Горный Дубняк, 12 октября 1877 г.»
Нарушение, даже малейшее, формы одежды было совершенно недопустимо. Тем более что ношение партикулярного платья офицерам русской императорской армии категорически запрещалось. Правда, при государе Николае Павловиче носить его вне службы стали позволять военным чиновникам — да и то не каждому, а лишь тем, которые состояли не в войсковых частях, а в управлениях и различных военных заведениях. А в гражданской одежде офицер мог и даже обязан был находиться только при выезде за границу по частным делам.
— Что скажете?
— Можете продолжать, — невозмутимо кивнул руководитель боевой группы.
— Извольте-с… — полицейский показал на мундир Измайловского полка: — Я вот вижу, у вас имеется редкий знак отличия — звезда ордена Белого Орла с мечами. Только по статуту, насколько мне помнится, им награждают персон никак не ниже четвертого класса по Табели о рангах. А звание штабс-капитана лейб-гвардии соответствует восьмому классу, если я не ошибаюсь. Вы, кстати, случаем, не к буддистам себя причисляете? Или придерживаетесь мусульманского вероисповедания?
— С чего бы это вдруг? — вполне искренне удивился вопросу Спартак.
— Дело в том, сударь мой, что на обычной звезде ордена имеется изображение креста. И только при пожаловании Белого Орла лицам нехристианской веры, в ней изображается не крест, а императорский Российский герб.
— Да неужели? — криво усмехнулся ряженый «гвардеец». — Я, право слово, просто поражен, откуда вам такие геральдические тонкости известны!
— О, поверьте мне, совершенно случайно… — улыбнулся в ответ молодой полицейский чиновник. — К вашему сожалению, именно такая красивая, но редкая награда числится среди драгоценностей, которые пропали прошлым летом после ограблении дома вдовы его высокопревосходительства генерала от кавалерии Султан-бека Нахичеванского[40]
. Не припоминаете за собою подобной заслуги?— Ловко! Ловко вы раскусили меня, господин полицейский… — неожиданно весело расхохотался Спартак. — Отпираться не стану. Готов к разговору. Позволите закурить?
И рука его потянулась в карман, вроде бы за портсигаром. Однако агент, стороживший каждое движение человека в офицерской форме, перехватил эту руку как раз в тот момент, когда пальцы ее уже стали отстегивать клапан висящей на поясе кобуры.
— А ну, не балуй, господин хороший! — Агент сыскной полиции жестко вывернул народовольцу запястье, и тяжелый армейский револьвер перекочевал в его карман.
На столе зазвенела о блюдце и едва не опрокинулась чашка.
И в это же мгновение Семен, воспользовался тем, что внимание городовых оказалось отвлечено происходящим. Он рванулся вперед, сделал пару шагов — и со всего маху ударил ногой по стоящему возле окна саквояжу…
Карета повернула с широкой набережной Невы, раскатанной за день сотнями саней и экипажей. Миновала заиндевевший на морозе Исаакиевский собор и великолепную площадь перед Мариинским дворцом, которую украшает конный монумент честь императора Николая I.
Карета была не казенная и не богатая, поэтому часовой возле памятника не обратил на нее особенного внимания. На посту здесь стояли седобородые старики-инвалиды из роты дворцовых гренадер, облаченные в теплые валенки и чёрные шинели с белыми ремнями, которые перекрещивались на спине. У каждого из них имелось старинное кремневое ружье со штыком, высокая меховая шапка на голове, а грудь украшали полученные за время службы кресты и медали. Отдыхали часовые в полосатой будке, устроенной неподалеку и исполняли, скорее, декоративную функцию, чем несли настоящую службу.
Проехав еще немного, карета остановилась возле дома семь по Новому переулку[41]
.Федор Федорович Трепов подождал, пока бессменный многолетний ординарец из унтеров, который после отставки генерала был переименован в камердинеры, поможет выйти. Тяжело опираясь на поданную руку, выбрался наружу — и тотчас заметил, что в переулке сегодня значительно многолюднее, чем обычно.
Первым делом, ему бросился в глаза знакомый зимний экипаж на полозьях, с гербами и позолотой. Рядам с ним, чуть подальше, стоял какой-то закрытый возок, выкрашенный черной краской — наподобие тех, на которых зимой перевозят из государственного казначейства большие суммы денег или же доставляют на суд из тюрьмы арестантов. А еще тут присутствовала полудюжина казаков из конвоя, примерно столько же нижних полицейских чинов и еще несколько человек, в которых легко было угадать вооруженных, но переодетых в штатское агентов.
Федор Федорович с достоинством проследовал к нужной двери, вошел и оказался в конторском помещении типографии.