Золото Джавад-хана

Третье Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии занималось сыском и следствием по политическим делам, боролось со старообрядчеством и сектантством, ведало политическими тюрьмами, расследовало дела о жестоком обращении помещиков с крестьянами, надзирало за революционерами и антиправительственно настроенными общественными деятелями. В нем трудилось сейчас всего семьдесят два человека, не считая секретных агентов. Однако Третье отделение имело почти неограниченное влияние на все внутриполитические процессы в стране, а его нынешний главноуправляющий непосредственно был допущен к государю и по рангу приравнен к министру. Кроме того, в своем составе Третье отделение имело Отдельный корпус жандармов, собственный архив и несколько так называемых экспедиций.

Графа явно обрадовала реакция собеседника:

— Я планирую безотлагательно предпринять ревизию делопроизводства Третьего отделения. Разобрать и рассмотреть дела о лицах, арестованных по обвинению в государственных преступлениях. Возможно даже, некоторых из них, не представляющих особенной опасности, можно будет показательно освободить из-под надзора, возвратить из ссылок и из эмиграции.

— Кем же вы, однако, собираетесь заменить господ в синих мундирах? — поинтересовался генерал Трепов, имея в виду форменную одежду жандармов.

— Предполагается для тех же целей образовать при Министерстве внутренних дел особый Департамент государственной полиции.

— И кто же будет поставлен во главе этого департамента?

— Я не вижу для этой должности кандидатуры более подходящей, чем ваша.

Такое предложение оказалось для Федора Федоровича более чем неожиданным:

— Однако, ваше сиятельство, состояние моего здоровья…

— У вас имеется огромный полицейский опыт, знание практической работы, авторитет в патриотической среде… — продолжил граф. — Сам государь вам, как известно, доверяет в полной мере. И, поверьте, сейчас он, как никогда ранее, нуждается в охране. Вы себе даже представить не можете, что творится в столице империи и на окраинах, какой степени ожесточения достигли силы так называемых подпольных организаций!

Лорис-Меликов приподнялся в кресле:

— Вот, например, сегодня… Полиция прибыла по донесению агента на некую квартиру, которая использовалась революционерами для тайных встреч. И обнаружила там при обыске «адскую машину», приуготовленную для очередного покушения. Во время задержания злодеев один из них сделал попытку взорваться и взорвать всех окружающих — но, слава Богу, без результата!

Граф перекрестился. Вслед за ним осенил себя крестным знамением и Федор Федорович.

— Иначе половину дома разнесло бы непременно… — продолжил Лорис-Меликов. — Хорошо, что различного рода гремучие смеси у этих малограмотных Робеспьеров еще не всегда получаются надлежащего качества. И на этот раз они что-то там с камфарой[44] перемудрили, вот и взрыва-то не приключилось…

— Да уж действительно. А то пришлось бы не одного, так другого писателя отпевать.

Ещё не закончив фразу, генерал Трепов сообразил, что произнесено было лишнее. Заметил это, разумеется, и граф Лорис-Меликов. Ну, в самом деле, откуда мог знать отставной полицмейстер, что злоумышленники занимали квартиру в одном доме с литератором Федором Достоевским? Или откуда он вообще мог иметь сведения относительно того, что объектом намеченного покушения предназначалось стать именно Салтыкову-Щедрину?

Однако Лорис-Меликов имел не только немалый военный опыт. На Кавказе он заработал и репутацию тонкого дипломата, поэтому справедливо решил пока не затрагивать скользкие темы, которые способны были под угрозу итоги сегодняшних переговоров.

— Федор Федорович, кстати, о писателях… — спросил граф, посмотрев на часы. — Не собираетесь в гости к господину Салтыкову? Образуется, видимо, партия в преферанс…

— Да, Михаил Евграфович тоже прислал мне записку, — генерал Трепов охотно воспользовался тем, что собеседник переменил тему. — Но сегодня там будет этот его приятель… присяжный поверенный.

— Унковский? — припомнил фамилию граф.

Отставной полицмейстер кивнул и непроизвольно дотронулся до повязки на ране:

— С некоторых пор я стараюсь поменьше встречаться с юристами. Мне их общество неприятно.

— Воля ваша, — не стал возражать Лорис-Меликов.

— Так что, даже не знаю, дорогой Михаил Тариэлович… еще не решил…

На лице генерала читались сомнения в том, какой ему в этот раз следует сделать выбор — между преферансом и собственными предубеждениями.

* * *