Золото Джавад-хана

— Ну, зачем же вы так! — возмутился присяжный поверенный. — Большинство обывателей и так убеждено, что все эти народники и нигилисты — чистые воры и что сама их цель составляет, сколько там ее ни маскируй красивыми словами, возведенное в принцип грабительство. Позволю себе заметить, что мания доносов распространяется во всех слоях общества…

— И чему же тут следует удивляться? — Михаил Евграфович без особой уверенности сделал очередной заказ и продолжил, пока партнеры обдумывали свои дальнейшие действия: — Между так называемым «революционным делом» и народом нашим кинута целая пропасть темноты крестьянства, обманутого и натравленного властью на всех этих «народных заступников». Лучшие представители этой вашей «русской интеллигенции», не задумываясь, приносили себя в жертву освобождению народа — а он оставался глух к их призывам, а иногда и вовсе побивал их камнями!

— Вы правы, — пришлось согласиться адвокату. — Пас для вас! Вон, даже образованный обыватель уверен сейчас, что дело человеческой мысли проиграно навсегда…

— Два паса! — предпочел не рисковать Лорис-Меликов. К разговорам на темы политики в своем присутствии, да еще и во время игры, он относился терпимо, но без особенного удовольствия.

— И что человек должен руководиться не произвольными требованиями разума и совести, которые увлекают его на путь погони за призрачными идеалами, — не замечая этого, продолжил Алексей Михайлович, — но теми скромными охранительными инстинктами, которые удерживают его на почве здоровой действительности!

Михаил Евграфович раздал карты, привычно отметав две из них в прикуп:

— Но каким же образом средний человек, обыватель, может влиять на политику государства?

— Да вот хотя бы тем одним единственным вопросом, который станет задавать! — Присяжный поверенный возбужденно замахал руками, едва не расплескав коньяк в бокале. — Будет обыватель и в домах, и на улицах, и на перекрестках, и шепотом, и вполголоса, и громко спрашивать: что мы сделали? Только и всего.

— Простое дело, — усмехнулся граф.

— Заказывайте, ваше сиятельство, — напомнил Салтыков.

— Мой черед? Ах, да… шесть в червах.

— Так вот сразу? Алексей Михайлович, торговаться станем?

Но адвоката было уже не остановить:

— Нет, только подумайте, господа… пас! Высшего разряда интеллигент не снизойдет до этого вопроса, мелкая сошка — не возвысится до него, а «средний» человек, обыватель, составляющий основу и опору государства — именно как раз ему такой вопрос в меру пришелся. Обыкновенный обыватель до болезненности чувствителен к тем благам, совокупность которых составляет жизненный комфорт. Не к еде одной, не к одному прилично сшитому платью, а к комфорту вообще — и в том числе к свободе мыслить и выражать свои мысли по-человечески. И вот, когда он замечает, что в его мысль залезает полицейский чиновник, когда он убеждается, что чиновник этот на каждом шагу ревизует его душу, дразнит его и отравляет его существование… тогда обыватель начинает метаться и закипать. Некоторое время он, конечно, сдерживает себя и виляет, но потом разевает рот и кричит во весь голос: за что? что я сделал!

— И к чему это, позвольте поинтересоваться, приведет? — граф забрал себе прикуп, который пришелся ему, как нельзя, кстати, и объявил игру:

— Восемь на червах!

— К чему приведет? Да к тому, что потом, разумеется, и остальные обыватели поразевают рты: и в самом деле, что же он сделал? И выходит немая сцена — вроде как в «Ревизоре» — для постановки которой приходится прибегать к содействию балетмейстера… — Алексей Михайлович посмотрел свои карты, вистов не увидел, опять сказал «пас» и продолжил: — Образованного, интеллигентного человека легко изолировать, потому что он относится к мелочам индифферентно. Его можно вырвать из рядов человеческих и скомкать, потому что обыватель не заступится за него, а только будет стыдливо замыкать уши и жмурить глаза. Мелкая сошка — та и вовсе сама руки протянет: вяжите, батюшки, мы люди привычные! А обыватель, средний человек — тот галдеть будет. У него, куда он ни обернется — везде «свой брат», которому он будет жаловаться и руки показывать: смотрите, запястья-то как натерли! Это мне-то натерли! Мне, дворянскому сыну, мне, опоре самодержавия — руки веревкой натерли!

— Я это непременно опубликую, — пообещал Салтыков, сожалея, что не прихватил с собой за стол книжку для записей и карандаш.

— Справедливо осуждая виселицы, — заметил граф, — обвинения власти с позиции нравственности предъявляют чаще всего как раз те, кто в стремлении обновить страну действуют динамитом.

— Не могу с вами не согласиться, — Алексей Михайлович забрал взятку его сиятельства козырем. — Как известно, цель не всегда оправдывает средства. Однако зачастую их определяет.

— А вот для того, чтобы воровать с успехом, нужно обладать только проворством и жадностью. Причем жадность в особенности необходима, потому что за малую кражу можно попасть под суд… — Михаил Евграфович на секунду отвлекся и по ошибке снес мелкую трефу от короля: — Черт меня подери! Вот болван, прости господи…