Золото и мишура

Однокашники Арчера-младшего по Принстонскому университету не упускали случая безжалостно припомнить ему «грабителя банков», «индейского любимчика сенатора Коллингвуда». Для них, как и для многих людей в Америке, не было секретом, что жене Арчера-старшего пришлось выложить двадцать тысяч долларов, чтобы купить ему помилование, с тем чтобы он смог просто голосовать, не говоря уж об избрании его в государственное учреждение. Многим было известно также, что Эмма потратила немало средств на избирательную кампанию губернатора Стэнфорда с таким расчетом, чтобы можно было проторить для Арчера-старшего дорожку в Сенат. Благодаря отцу Арчер-младший с симпатией относился к индейцам, несмотря на то, что сам так никогда и не научился разговаривать с животными.

Два года назад, в 1875 году, в битве при Литтл-Бигхорне от руки индейцев пал генерал Джордж Армстронг Кастер, и всю нацию охватила бешеная ненависть к краснокожим, тем самым, у которых белые отняли Америку. Для симпатизирующего индейцам сенатора Коллингвуда это явилось последней каплей. Сенатор и вообще-то не слишком жаловал Вашингтон, работа в котором отрывала Арчера-старшего от семьи. Он подал в отставку с сенаторского поста и, сломленный, вернулся в Калифорнию. Он понял, что ему не удалось отплатить за смерть Джо Тандера. А именно это и было главной и единственной целью «крестового похода» сенатора. Тот факт, что ход истории не может изменить никто, даже американский сенатор, не имел для Арчера-старшего никакого значения — он попросту считал себя неудачником. Окруженный богатством, накопленным супругой, он погрузился в своего рода летаргию, вспоминая о тех временах, отстоявших теперь на добрую четверть века, когда он скакал верхом вместе с Джо Тандером. Он часто говорил сыну, что то были самые лучшие, самые светлые дни в его жизни. И хотя Арчер-младший силился понять отца, при всем желании он не мог этого сделать. Мистер Младший слишком любил и ценил материальные блага, которые обеспечивали деньги его матери. И вот почему Арчер-младший, когда был пьян, задирал Эмму и превозносил отца.

— Отец!.. — прошептал Арчер, улыбаясь все еще красивому человеку, лежавшему на постели.

— Послушайте, мистер Младший, — также шепотом сказал Кан До, — не беспокойте его.

— Отец!

Выражение пьяного ужаса появилось на лице Арчера-младшего, когда он коснулся руки отца, лежавшей поверх стеганого одеяла. Отцовская кожа была холодной, пульс не прощупывался.

— О Господи… Нет же, нет!..

Арчер упал на колени возле кровати. К нему поспешила сиделка.

— Он умер, — недоуменно прошептал сын. — Самый замечательный человек из когда-либо живших на свете — умер…

Закрыв лицо руками, Арчер-младший разрыдался. И тут его коснулась мысль, что он уже не кронпринц. Теперь он — король.

Да, но была еще и королева, всемогущая Эмма.

Может быть, он и король, но пока еще не глава семьи.

Девятнадцатилетний китаец снял рубашку и протянул ее двум солдатам тонги Суэй Синг — общины под названием «Чертог благоприятной победы». Молодой человек, которого звали Фонг Ах Синг, выглядел испуганным и в то же время взволнованным, ибо это был величайший момент всей его жизни. Солдат тонги аккуратно сложил протянутую ему рубашку и положил ее на деревянную полочку, в то время как второй солдат открывал железную дверь. Эти, более пожилые, солдаты тонги были «бу хау дой»— «сыновья боевого топора», поскольку тонга Суэй Синг была чертогом убийц, как и большинство из многих дюжин тайных общин, которые играли главенствующую роль в преступном мире Сан-Франциско. Как только железная дверь открылась, двое суэй-сингов сделали знак Фонг Ах Сингу, чтобы он проходил внутрь.

Во внешних помещениях тайного убежища «Чертога благоприятной победы» было так же жарко и так же воняло, как на Споффорд-Элли, грязной улочке Чайнатауна, где размещался «Чертог». Но как только молодой человек очутился во внутренней комнате с низким потолком, он сразу же ощутил сырую прохладу, к которой примешивались ароматы благовоний. Комнату освещали тусклые китайские светильники. Железная дверь закрылась, и двое суэй-сингов повели молодого человека по узкой лестнице, кирпичные ступени которой вели в подвальную комнату.

Эта комната была пустой и темной, хотя молодой человек и смог разглядеть деревянную дверь. Где-то раздался удар далекого гонга, и почти сразу эта дверь распахнулась внутрь. Суэй-синги схватили молодого человека за руки и втолкнули в другую комнату, гораздо большую и хорошо освещенную фонариками и свечами. Несколько китайцев в белых, подпоясанных кушаками одеждах и повязанных на пиратский манер платках дружно повернулись в сторону Фонга Ах Синга и двоих сопровождающих его людей. Обряд посвящения в тонгу совершался с чрезвычайной торжественностью; два человека, приведшие сюда Фонга, считались его «крестными отцами». Сам по себе обряд, который несколько разнился в каждой из тонг, основывался на ритуалах, которые возникли двести лет назад, когда для сопротивления манчжурским завоевателям в Китае были сформированы самые первые тонги — пекинские.