Золото и мишура

А также к драгоценностям. Буквально через десять минут, заплатив шесть тысяч долларов за пошитые Зитой платья, Джейн Стэнфорд была уже в ювелирном магазине Феликса де Мейера и пожирала взглядом великолепной работы колье из жемчуга и бриллиантов стоимостью в триста тысяч долларов, как было указано на аккуратном ценнике.

— Феликс, — сказала она, — колье великолепно, прямо дух захватывает! Только вот муж говорит, что я слишком много трачу на драгоценности. Он считает, что я становлюсь фривольной.

— О! — воскликнул Феликс и изящным движением приложил колье к ее толстой шее. — Вы не просто вкладываете деньги в драгоценности, вы вкладываете деньги в поэзию. Эти жемчужины, например, воистину слезинки наяд.

Феликс, все так же щегольски одетый, хотя и по-стариковски хрупкий, приближался к семидесяти. Он скопил огромное богатство, а его магазин имел отличный оборот. Покупатели, а вернее покупательницы, приходившие к Феликсу, имели столько денег, что их миллионы прямо-таки жгли их владельцам руки, и потому они не интересовались ценой, но им нравилось выслушивать умные комплименты Феликса.

— Вы прямо-таки волшебник, — сказала Джейн Стэнфорд, глядя в зеркало на украшение. — Вы знаете, что перед вашими обольстительными речами я решительно бессильна. Да и колье замечательное. Но Леланд говорит, что мы должны думать о тех, кто беден и голодает… Но колье и вправду потрясающе красивое! Надо же, «слезинки наяд»! Ну как тут устоишь!

— Совсем недавно я продал миссис Херст замечательное — из бриллиантов и сапфиров — колье, которое она наденет на бал по случаю помолвки моей внучки, которая состоится в следующем месяце.

Джейн Стэнфорд сверкнула глазами.

— По-моему, Феба Херст решительно потеряла чувство меры. На нее посмотришь — такое впечатление, будто весь Ноб-Хилл принадлежит ей одной. Она тратит деньги не считая…

— Как-то Зита рассказывала мне, что у российской царицы было колье в точности такое же, как вот это, — продолжал Феликс, зная, что настойчивость — путь к успеху в торговле.

Джейн Стэнфорд вновь посмотрела на свое отражение в зеркале, затем вздохнула.

— Нужно покупать, что ж тут поделать…

— Папочка!

Все одновременно повернули головы к дверям магазина, выполненного в пышном, с обилием золота стиле Людовика XIV. Эмма, одетая в платье с черной каймой, прислонилась к дверям, по ее щекам струились слезы.

— Эмма, что случилось?

— Ох, папочка, Арчер умер!

Зита, которая сопровождала Джейн Стэнфорд, бросилась к Эмме. Эмма упала в ее объятия и дала волю истеричным рыданиям.

— Умер?! — воскликнул Феликс. — Но ведь доктора уверяли, будто кризис миновал!

— Эти ужасные, глупые доктора, что они знают?! Еще две недели назад они не сумели определить, что у него брюшной тиф. Я должна была отправить его в Бостон, где есть приличные больницы… О, мой дорогой муж, ушел, ушел, ушел навсегда!..

— Эмма, дорогая моя, садись вот сюда, — сказала Зита, помогая ей добраться до софы. — У меня есть нюхательная соль…

— Нет, не нужно, сейчас все пройдет. Прекраснейший человек, какой только появлялся на свет, сущий ангел… Я никогдане найду второго такого же, как он!

Джейн Стэнфорд подумала меж тем: «Никогда не найдешь и будешь одна всем распоряжаться…»

На следующее утро во время завтрака Эмма неожиданно сказала отцу:

— Больница…

— Что?

— Больница. Я построю больницу и назову ее в честь Арчера. Городу нужна первоклассная больница, и я построю самую лучшую в стране. Это будет Мемориальная больница Арчера Коллингвуда. Скажи, папочка, разве это не хорошая мысль?

— Да, дорогая, — сказал Феликс, взяв ее за руку. — Превосходная!

— И город, таким образом, никогда не забудет его.

Глава вторая

— Итак, она похоронила мужа номер два, — задумчиво сказал Слейд Доусон, сидя за обеденным столом своего особняка на Ноб-Хилл и просматривая утреннюю газету. Финансируемая Эммой «Таймс-Диспетч», разумеется, вышла в этот день с аршинным заголовком: «Выдающийся сенатор Коллингвуд не выдержал борьбы с тифом!», в то время как «Бюллетень» Слейда опубликовал это известие на неприметном месте на второй полосе под заголовком: «Политик умирает от лихорадки».

— А вспомни ее первого мужа, — сказала жена Слейда, сменившая свое имя с Летти на Лоретту и ставшая прихожанкой епископальной церкви в попытке скрыть свое прошлое проститутки. — А хоронили-то тогда всего лишь унцию пепла. Помнишь, как она ворвалась в мою комнату в «Бонанзе» и приставила пистолет к твоей голове?

Слейд оставался все таким же тощим, хотя прошедшие годы превратили его черные волосы и усы в седые. Отпив свой апельсиновый сок, он прорычал:

— Я никогда не забуду этого! Сука так перепугала меня, что это стоило мне, наверное, двадцати лет жизни.

— Она не пригласила нас на бал в честь помолвки своей дочери, — сказала Лоретта, намазывая на тост поверх сливочного масла мармелад. Родив Слейду двоих детей, она перестала следить за своей фигурой и, как результат, сильно раздалась. — Эта сука никогда не присылает нам приглашений, снобистская баба! Хотя я была бы не прочь посмотреть на ее дом изнутри.