Золото имеет привкус свинца

В бинокль Чарли уже мог разглядеть черную тушу крупнотоннажного морского судна, лежащего правым бортом на острых черных камнях, подставив изъеденное ржавчиной днище первым лучам, восходящего на синем горизонте, солнца. Безмолвная громадина, похожая на мертвого, выбросившегося на сушу кашалота, чуть покачивалась и поэтому пришвартоваться к ней для опытного моряка, каким был Чарли по кличке — «крейзи — сил» — сумасшедший тюлень, не составляло особого труда.

Но вот в черном проеме одного из иллюминаторов поверженного судна вспыхнул слабый огонек, словно кто-то в темноте зажег спичку, осветившую часть, выкрашенной белой краской рубку, на крыле которой еле различимо проявилось название судна.

— «Ангара» — прочитал Чарли латинский шрифт. Он довольно неплохо знал русский язык по причине частых разборок с российскими рыболовецкими судами, живущими браконьерством в закрытой, богатой лососем, американской зоне и потому решительно настроился на долгий разговор.

— Эй, на палубе, — крикнул он своим матросам в ярко красных куртках, — приготовить спасательную шлюпку. — Его волосатая рука уверенно легла на отполированный годами штурвал из красного дерева, второй рукой он дал задний ход, передав никелированными манипуляторами, реверс на два мощных двигателя фирмы «Дженерал моторс» да так, что легкое судно резко остановилось, зарывшись форштевнем в волну и, как хороший строевик, развернулось вокруг своей оси лагом, к катящейся с океана, мертвой зыби.

Из иллюминатора «Ангары» высунулось черное, небритое лицо человека в овчинной шапке-ушанке, больше напоминающее оторопевшему капитану «костгарда» русского партизана времен Второй мировой войны. Такими картинками с изображением диких русских головорезов, пестрели журналы и комиксы, которые с живым интересом перелистывал маленький Чарли в далеком детстве, в небольшом домике своего отца — полицейского Сан-Франциско, погибшего от рук «русской мафии».

Человек, высунувшись по пояс из иллюминатора, неистово махал дымящимся факелом и что-то по-звериному орал, указывая во внутрь корабля. Из криков Чарли понял, что на полузатопленном судне находятся еще две женщины и ребенок. «Только эти русские могут перевозить на транспорте женщин и детей» — подумал он с досадой, предчувствуя, что неприятности только начинаются.

— Не забудьте прихватить с собой «кольты» — крикнул он из рубки своим морякам, спускающимся по шторм — трапу на резиновую лодку с мощным подвесным мотором «Ямаха», который, взревев всем своим «стадом» из трехсот «лошадей», помчал команду американского сторожевика к, терпящему бедствие, судну.

Чарли взял трубку судового телефона и набрал номер лазарета.

— Мистер, Габриель, как там наш, русский «утопленник», очухался, как только сможет говорить, сообщите мне, я пока занимаюсь спасением оставшихся в живых членов экипажа и пассажиров с «Ангары», затем сделаем им очную ставку, что-то уж все очень подозрительно с этим нападением террористов…

* * *

— Бабоньки, поднимайтесь быстрее ко мне, кажется, американец нас заметил, — Лютый скрутил две крепкие, льняные простыни, связал их одним прямым морским узлом и кинул конец вниз. — Обвяжите девочку, я ее подниму и предам на катер первой.

Анна соорудила из простыней, что-то наподобие петли, куда Валентина подложила дощечку-обломок от дверцы рундука. Получилось удобное сиденье, на которое женщины осторожно втиснули Любашу. Девочка начала раскачиваться и смеяться, затем смех внезапно сменился на истерический плач.

— Успокойся, доченька, — причитала Анна, — сейчас дяденька военный поднимет тебя наверх, и ты будешь в безопасности.

Лютый осторожно поднял девочку и дал ей возможность выглянуть в окно.

— Там лодка, закричала Любаша, она едет к нам, они спасут меня и маму.

— Всех спасут, кроха, еще бы отца твоего подобрали, совсем бы классно было, — Виктор помахал матросам рукой и поразился с каким удивлением, словно снежного человека, те его рассматривают. — «Неужели я такой ужасный?» — он мимоходом взглянул на свое мутное отражение в стекле иллюминатора и отшатнулся. Долгие годы невыносимой лагерной жизни и последние дни перед кораблекрушением наложили на его лицо особую тень, особые резкие и глубокие морщины, что дополнялось иссиня-черной щетиной и такими же черными, горящими глазами, отражающими все его переживания и страдания.

— Кто нибудь еще есть на борту кроме вас, — спросил на английском один из моряков с золочеными пагонами офицера.