– Обожди, ватаман, – сказал Макару Бывалый Сенька. – Одну ночь потерпим, а назавтра нас сам океан запакует лучше некуда.
К утру, точно, корабль оброс льдом, как коркой. Под палубой стало веселее жить, но только возле камбузной печки. Возле борта можно было сваляться в сосульку.
Так, в лени и в тепле, сидели неделю. Каждый день варили медвежатину да пекли на гороховой закваске кислый хлеб. Берегли желудки. На пресных лепешках можно сидеть долго, да потом не встанешь – ни кишку освободить, ни работу сделать.
На восьмой день безделья Макар прихватил шведскую фузею и вздумал выйти на воздух, осмотреться. С ним пошел Бывалый Сенька, пострелять из офицерского пистоля. Ни разу не стрелял.
Вышли, отошли от ледяной глыбы корабля за камни, от ветра, пальнули по паре раз. Остров Белый, он и был – белый. Ни зверей, ни людей. Следов даже не видать, что птица пробегала.
Сенька потащил Макара дальше, к большому камню у края шевелящегося льда. Ему показалось, что там – то ли тюлень, то ли еще кто живой челюпкается возле берега.
Макар два шага туда сделал и остановился.
– Пошли, пошли живей, – торопил Сенька, – а то замерзнем.
Глаза он прятал.
Макар свою фузею успел зарядить, а Сенька пистоль пустым сунул за кушак. Но рядом с пистолем за поясом Сеньки темнела рукоятка доброго ножа с широким лезвием.
– Мать твою да налево! – заорал Макар. – Чего случилось?
– Пошли, пошли.
В хриплом голосе Сеньки трещинкой проскочила даже ласковость.
Макар оглянулся.
С борта шхуны как по горочке скатился Никола Сужин, подорожный грабежник, приставший к ватаге Хлыста только прошлой зимой, когда ушкуйники налаживались на Балтике шарпать датчан. За спиной Николы крепко сидел плотно набитый мешок. Макар пока ничего не понимал, а Сенька Бывалый от торопливости действа бесполезно щелкал курком пустого пистоля.
Никола Сужин махнул взглядом по Макару с Сенькой, отмахнулся от них рукой и побежал по косой линии к берегу, постоянно зачерпывая воду сапогами. Льдины, удивился Макар, не крутились, не дыбились. Над всем миром стояла некая ужасающая тишь и сильно давило в ушах.
– Уйдет, сволочь, – сказал Сенька Бывалый, – лед крепко встал, а до берега полверсты не будет. Дай мне фузею!
Макар не знал, что ответить, вцепился в фузею намертво, хотя Сенька, заметив взведенный фитиль, упрямо рвал оружие из рук Макара.
Тут по накатанному борту скатился второй человек, за ним – третий. Оба кинулись следом за Николой Сужиным, оба горбились от мешков за плечами.
Макар наконец выпустил из рук фузею. Сенька Бывалый навел ствол ружья на последнего из бегущих. Тот был всего в сотне шагов от них.
Выстрелил. Крикнул:
– Прощай, Коряга!
Коряга забил руками по льду. Лед вдруг разошелся на льдины и льдиночки. Корягу немедля утащило в темноту черной воды, и лед снова сомкнулся.
Макар зачем-то заорал в сторону корабля:
– Хлыст! Хлыст!
– Тута я! – в ответ проорал Хлыст. Он уже стоял на палубе, что клонилась к воде, спиной опирался на мачту и целился в убегающих из боевого татарского лука. С его левой руки хлестала кровь.
Стрела прошла мимо второго убегающего и едва не пробила спину Николе Сужину. Тот наддал в беге.
– Самарина я достану, я достану, – бормотал Сенька Бывалый, выцеливая второго беглеца из фузеи.
Выстрелил и – мимо. Беглецы уже промчались по слою разбитых льдин шагов триста. Из фузеи так далеко не попасть, только из лука. А лук уже выпал из рук Хлыста, и тот повалился навзничь…
Сенька Бывалый кинулся к кораблю, а Макар все смотрел, как два человека, искупавшись все же у самого берега, тот берег одолели и скрылись среди прибрежных валунов.
Из шестнадцати человек на бриге осталось теперь тринадцать. Этим числом вполне можно справиться с парусным кораблем, а вот как совладать с подлыми англами, число которых сорок человек? Да при двенадцати пушках?
Макар ел кашу, думал про два англицких корабля и еще слушал про то, что случилось на их корабле.
Хлыст лежал, до головы укутанный в матросские одеяла, нянчил порезанную руку и пьяно рассказывал Макару про последние три дня трюмной жизни. Под свою рану Хлыст выклянчил две матросские стопки самогона.
– Они намеревались уйти еще у поморов… Там, где мы медведя прикончили. Да только куда отчаливать, если денег нет. Вот и пытались проведать, где ты, Макар, цареву казну прячешь… И так и сяк вертелись…
– Это я про казну понял и дядьке Хлысту доложил! – встрял Молодший Ерошка.
– Ну, да! Ну, да! Тебе, Макар Дмитрич, мы докладать не стали, ибо ты запросто мог им денег дать, чтобы ушли…
Макар поставил пустую тарелку на пол, возле себя – не забыть протереть с песком. Согласно выругался, помянув родственников сбежавших.
– А денег, точно, я бы им отвалил, – добавил Макар. – В нашем деле, ребята, не деньги главное. А окончание работы…
– Везде оно так, – влез в разговор Рыжебородый. – Как работу сделаешь, так и получишь. Бывает, что и в лоб.
Но Макар его уже не слышал. Он шагнул в свой угол, разрыл шаболье, которым укрывал тайник. Драный рукав старого камзола капитана Ричардсона – он же тайник – лежал на месте.