Золото Каралона

– Домик небольшой, но с удобствами, всего двести метров до моря. Помнишь, портвейн был «Анапа»? Так этот винзавод неподалеку от нас. Я ходил туда, налили сухача канистру за сущие копейки, совсем другой коленкор – настоящее вино.

– А пляж далеко?

– На городском пляже мне не понравилось, толчея и море мелкое. У нас рядом бухточка. Подход не очень удобный, зато сразу бултых, и поплыл… Красота ведь, правда, Мария?

– Да, хорошо там. Цены после наших колымских – просто смешные. Персиков купила ведро, такие вкуснючии, что и не передать.

– Сезон закроем, и сразу туда до весны, – размечтался Аркадий.

Знал, что зимой дел с подготовкой полигонов и техники немало. Но если сын подключится, сразу станет легче. Можно успокоиться и, потрафляя Марии, сказать – собирай вещи в отъезд. «Навсегда!..» Он даже представил ее бурную радость, поэтому сидел за столом и дурашливо улыбался, ловя недоуменные взгляды жены, и привыкал сам к этому странному – «навсегда».

Глава 25. Зимнояха

Москва, Арбат

Цукан и Шуляков-старший сидят в ресторане «Прага». Цукан без предисловий сразу о наболевшем:

– Когда будут разумные перемены для тех, кто тянет производство?

– Эх, Аркадий! Тебе за шестьдесят, а ты все веришь в сказочки про доброго царя… Ни один вопрос не решается без подношений, только теперь счет идет на миллионы долларов для недропользователей. И они платят. Ну что взять премьер-министру с вагоноремонтного или тракторного завода? Одни проблемы, и никакого навара. А подписал договор с фирмой «Камацу» – сразу процентики на счет в банке.

Цукан оглядывается. Он никогда не был в этом дорогом ресторане. Шуляков с некоторым лукавством, ему, как туземцу, поясняет.

– Здесь люди красиво гуляют, счета взвиваются в сотни тысяч рублей. Чиновники кушают только французское шампанское, трюфеля, заморский десерт.

– Да по мне, это всё выпендреж.

Шуляков смотрит и улыбается. Он искренне рад, ему надоели лукавые министерские мужички, стервозные бизнес-леди, наглые детки чиновников. Подзывает официанта.

– Что будешь, Аркадий?

– Принесите квашеной капустки и селедочки хорошей под водку… – просит Цукан.

Официант смотрит, как на китайскую вазу, даже рот приоткрыл. Уходит за метрдотелем. Метрдотель старательно улыбается:

– Для хороших гостей найдем и капусточки.

– И хлеба, пожалуйста, бородинского… – подсказывает Шуляков, подыгрывая Цукану.

Официант приносит бутылку «Абсолюта». Показывает, что пробка целая. Вскрывает. Разливает по рюмкам.

– Ох, хороша, прямо из морозилки…

– Владимир, у меня нет свободных миллионов. Как мне получить лицензию на добычу золота в Зейском районе?

– Тут нужен кардинально иной подход. Экспертное заключение, радиометрия прилегающего района, обоснование специалистов, что, по предварительной оценке, содержание золота не более полутора граммов на кубический метр породы. Что рентабельность низкая…

– Да у меня даже документ есть по обследованию этого района с полным отказом от промышленной добычи.

– Хорошо. Если никто не раскусит этот пирожок, не пронюхает иное, то через полгода ты выиграешь аукцион и получишь лицензию.

– И что это будет стоить?

– Да сущий пустяк: оплатишь услуги опытного юриста и мне на разогрев отдельных личностей в пределах ста тысяч долларов.

– Подожмемся. Будем добиваться, отступать некуда.

– Скажи честно, зачем тебе эта глухомань в Зейском районе? Как ты оборудование завезешь? Вертолетом?

– Так зажали нас вусмерть на Колыме. Добыча давно пошла на спад. Надо место менять. В администрации Амурской области помощь предлагают. Там старателей уважают.

– Темнишь, Аркадий Федорович. Дело твое. Чем смогу – помогу, не сомневайся. Но не бесплатно. Такая нынче жесть.

Поселок Усть-Омчуг. Горный мастер, механик и заместитель в одном лице Петруша Никишов, ставший теперь Петром Семеновичем, мотается по всем трем участкам на стареньких «жигулях» с утра и до позднего вечера, поправляя процесс, дотошно записывает в свой пухлый ежедневник каждую мелочь, будь то порванный шланг или размочаленный сальник. И только старожилы, работавшие на участке Игумен в восьмидесятых годах, называют его дружески Петруша. Таких осталось семь человек, на них опирался раньше Цукан, поощряя зарплатой. Теперь их въедливые замечания выслушивает председатель артели «Игумен» Иван Малявин, хлебнувший по горло, как он любит сам повторять, в первый год своего председательства. Он и представить не мог, какая прорва вопросов возникает в артели на трех участках, где трудится без малого девяносто человек, а объем оборотных средств более ста миллионов.