Золото Каралона

Его заинтересовало дело оперативного наблюдения по распространению нелегальной литературы. Попросил свозить в Таммот, откуда начиналась эта цепочка. У Ахметшахова возникло предчувствие, что кто-то слил информацию, что майор неспроста уцепился за это рядовое дело.

Минувшей осенью агент лейтенанта Сапрыкина по кличке Хворост принес машинописную статью перебежчика Синявского. Сказал, что дали почитать на один день. Вывел на студента педагогического института, который распечатывал запрещенные тексты. У студента изъяли пишущую машинку «Уникс», книги Аксенова, Владимова, и текст повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича», вырезанный из журнала «Новый мир». На одной из страниц стоял штамп Таммотской районной библиотеки, где жили родители студента. В их квартире при обыске обнаружили только подшивки литературных журналов времен хрущевской оттепели. Откуда взялся журнал «Новый мир» со штампом библиотеки, никто сказать не мог.

Ахметшахов пришел, чтобы лично побеседовать с заведующей.

– Наталья Синицына, – представилась она с мягкой застенчивой улыбкой. – Я здесь заведующая и библиотекарь, и уборщица, потому как на полставки никто работать не хочет. Оплата маленькая…

А он смотрел и молчал, словно забыл, зачем же пришел. Синицына честно призналась, что не уничтожила журналы – рука не поднялась. Но убрала в подсобку. Как и несколько книг, списанных в спецхран, согласно приказа Министерства культуры. Потом пришлось вытаскивать их оттуда из-за протекающей крыши…

Прошли к этой самой подсобке, где лежала разбитые стулья, столы, стопы книг, журналов.

– Ох, намучилась с «залитованными» книгами. Уехал писатель из страны, ну и что? Книга не виновата? Главлит сам одобрил издание… – Наталья Синицина ищет сочувствия, понимания, а он тупо молчит. – Вы читали «Три минуты молчания» Владимова? Там ничего нет крамольного, но такая потрясающая книга!

Ахметшахов слушает, поддакивает, а сам думает, куда бы ее пригласить? В кафе, где к вечеру работяги нажираются до гундосости? Нет, это не стильно?

– Наталья, вы любите рыбачить?..

Торопливо, пока она не успела ему отказать, рассказывает про необычное проточное озеро Торгунтан с красивой форелью и чистейшей прозрачной водой… « А рядом в распадке смородина бурая, черная. И запахи по осени обалденные!»

Она согласилась поехать на озеро в ближайший выходной…

Теперь он каждую неделю ездит в Таммот и понимает, что жить дальше без Натальи не сможет. Да и она, не вдаваясь в ситуацию с его уфимской семьей, верит и ждет его каждый выходной, потом повисает на шее, как маленькая девочка и говорит столько ласковых слов, сколько не сказала родная мамочка.

Ахметшахову следовало завести на Синицыну дело оперативной профилактики – ДОП. Не завел, что его беспокоило, а оправдываться, врать не хотелось, если это обнаружиться, если майор Труш начнет ворошить, копать под него.

До Таммота всего сорок километров грунтовой дороги, но на подъезде к поселку просело полотно из-за оттайки. Вдоль обочины стоят машины, все ждут, когда бульдозер разровняет отсыпанный в провал грунт.

– Вы, Тимур Фаридович, похоже, думаете, что я к вам излишне придирчив? – неожиданно разоткровенничался Труш, когда вышли из УАЗика, чтобы размяться. – Мне намекал полковник Федоров, что вы у нас нежелательный кадр. «Залетный», как он выразился. Но я так не считаю. Работа поставлена в отделении хорошо. Отчет будет положительный. Я скоро выйду в отставку, мой вам совет, пробуйте перебраться в другое управление. Здесь ходу не дадут, даже при отличных оценках вашей работы.

Ахметшахова удивила откровенность совершенно незнакомого сотрудника из управления, поэтому выдохнул кратко: «Спасибо», – не понимая, что можно сказать еще и не есть ли это очередная проверка, чтобы и у него вызвать прилив откровенности.

– Эх, даже не вериться, что через полгода уеду на родину в Орловскую губернию! Не будет этих сопок, морозов, разбитых дорог… «И сумасбродного полковника», – подумал Труш, но не сказал. – Я в пятнадцати кэмэ от Орла дом купил рубленный с большим подворьем. Заведу рысаков настоящих, парочку, больше не надо. Кто-то собачек заводит. А я лошадей люблю, иные из них умней человека.

Нет, этот разговор не подстава. Тимур тоже любит гривастых башкирцев и до последнего, когда приезжает к отцу в село Учалы под Стерлитамаком, просит, чтобы дали прокатиться или запрячь, или сводить на водопой в поводу низкорослого коня, усталого от тяжкой колхозной работы, которого он моет в реке и жалеет, сунув ему кусок рафинада. Конь обязательно фыркает и улыбается в ответ, чмокая бледно-розовыми мокрыми губами.

Глава 6. Крушение.