– Чего пригорюнился, старче? Опять не поймал золотую рыбку?
Сказку Пушкина переиначивали на разные лады, подразнивая друг друга, поэтому ответил Цукан в лад: «Да. Выходит, что не быть тебе, старуха, царицею приисковой». Показал письмо, взялся пересказывать ту давнюю историю с аварией, ампутацией ступни, блужданиями по тайге…
– Ножиком отрезал ступню? – Мария плечами передернула, словно от холода. – Давно живем вместе, а не перестаю удивляться. – Такой ночью прирежет и не улыбнется.
– Вот я тебя шас зарежу большим ножиком.
Аркадий набросился на жену, повалил на кровать, лаская и стягивая кофту. А она показно отбивалась: ну ты и удумал днем! Дверь не заперта… А у тебя в кармане, чувствую, не нож, а целый пистолетище.
Вечером Цукан сгреб со стола письмо, скомкал, хотел бросить в помойное ведро, но наткнулся на удивленный взгляд жены.
– Может, чем-то помочь парню. Денег послать?
– Да ему тридцать лет скоро! Я в его годы!..
Но письмо расправил, положил на этажерку, права Маша, надо помочь.
Прииски залихорадило. Обвально, в одночасье вдруг выяснилось, что нечем выплачивать людям зарплату. И жалиться идти некуда, в райкоме полная неразбериха. Люди начали паковать чемоданы, распродавать за бесценок имущество.
Цукан выкупил на собственные деньги два промприбора и гусеничные трактора Т-150, удивив тем самым друзей.
– Тебе под шестьдесят лет, а ты снова в старатели!
– Зато у меня молодая жена, – отшутился Аркадий, продолжая готовиться к летнему сезону.
Труднее всего в начавшейся всеобщей неразберихе давалась документация о производстве работ на новом участке. Нанял старожилов с поселка Колово: бригадира Журавлева, бульдозериста Иванькова, опытного промывальщика Барсукова. Раздолбая Гуськова брать не хотел, но мужики за него поручились. Троих работяг взял с Омчака.
Промприбор установили и запустили запоздало в начале июля в нижнем течении ручья Игуменский, где когда-то работала в промразведке Анна Малявина и горделиво рассказывала о том промывочном сезоне. Аркадий Цукан сел за рычаги бульдозера на вскрыше грунтов. Марию уговорил вести бухгалтерию и документацию по приемке и сдаче золота на шлихообогатительную фабрику. Он знал, что там занижают значительно пробу золота, но воевать с ними не под силу. Месторождение на Игуменском считалось одним из лучших в Тенькинском районе, золото отличалось медно-золотистым цветом девятисотой пробы с небольшим количеством примесей. Здесь в пятидесятых годах подняли один из крупнейших колымских самородков весом в полтора пуда.
Работа не ладилась, потому что все снабжение рухнуло в тартарары, ГСМ с перебоями, запчасти только по бартеру, продукты втридорога. Правда и цена на золото подскочила. Но его еще нужно поднять из грунтов, перемывая сотни тысяч кубов ежесуточно. Вкрутил в дело все свои сбережения, а в августе снова не на что закупать солярку. Взял впервые в жизни кредит в Сбербанке под большой неподъемный процент. Полагаясь на мифическую удачу. А какая к черту удача, если в сутки съем в меньше двух килограммов.
– За долги и в тюрьму посадить могут, – сказал Журавлев, то ли сочувствуя, то ли ехидничая по привычке.
– Ниче, Федорыч, прорвемся, – успокаивает всех Гуськов. – По первой всегда так.
Поздно вечером на Теньке разыскал Цукана горный мастер Петр Никишов.
– Возьми к себе на работу.
– Петруша, дорогой, мастером взять не могу, не тот коленкор, как раньше. Рабочим ты не пойдешь.
– Да я хоть кем. Я два месяца без зарплаты сижу. Жена поедом ест…
От накопившихся проблем у Цукана по ночам на груди словно пластырь перцовый, а утром в зеркало на себя лучше и не смотреть. А тут еще Иваньков засобирался в отъезд. Работяг в поселке полно, а вот настоящих спецов мало. Едва уговорил бульдозериста потерпеть пару недель.
Рано утром разбудил Никишов. Стал торопливо объяснять, что надо переставить вашгерд ближе к трассе. С недосыпа после тяжелого дня Цукан не мог понять его торопливую скороговорку до тех пор, пока Никишов не развернул тряпочку с намытым шлихом.
– Неделю мыл вдоль ручья в разных местах. В одном месте старая брошенная проходнушка. Видимо хищнота работала и не попала в струю, или грунт там с краю размыло весной. Короче, веришь нет, вот это с пяти ведер назолотил. А тут десять грамм, бля буду, не меньше.
В сентябре работали в полный рост, хотя по ночам подмораживало.
Рано утром разбудили жуткие крики со стороны туалета. Это были даже не крики, а какие-то ужасные страдальческие вопли. Возле основательно утепленного сортира с полудюжиной ячеек собрались старатели.
– Видимо, это самое, когда кишка наружу вылазит, – предположил Никишов, которого все так и звали Петруша.
– Геморрой, что ли?..
– Ага.
Первым вышел из сортира сварщик Гуськов, разбитной челябинский парень. Он едва ковылял, но при этом пытался изобразить на лице улыбку. Вторым выбрался, придерживая штаны, Барсуков. По его бледному лицу стекал пот.
– Много вас там? Что случилось?
– Да Потапов еще. Я едва вытерпел… Он обескуражено отмахнулся, угнув бритую голову.
Цукан подошел одним из последних.