Встретились возле центрального пляжа. Она улыбнулась ему: «Здравствуйте, Коля». Сквозь легкий загар кожа вспыхнула ярким румянцем, а глаза говорили больше, чем любые слова…
По ночам он обцеловывал ее от кончиков ног до ушной раковины, что ей нравилось, как ни странно. Она учила его не торопиться, а он несся вперед, словно локомотив и не мог остановиться. Когда пришло понимание, то она завелась, расшалилась так, что искарябала спину Кахира ногтями, а он даже не ойкнул. Утром, обрабатывая ранки остатками коньяка, она думала о том, что раньше с ней такого никогда не случалось, муж по ночам отрабатывал словно повинность, совсем не заботясь о ней. А этот мальчишка, как она называла его, будучи на восемь лет младше, сумел расшевелить в ней звериное женское начало до такой степени, что она вскрикивала и забывала обо всем на свете.
Кахир примчался с утра, увидел упакованный чемодан, выдохнул: «Что уезжаешь? А как же я?»
– Через три часа поезд…
– Хорошо, я за такси.
Попросил таксиста остановиться возле магазина «Сапфир». Выбор колец оказался небольшой, он купил самое дорогое за тысячу двести рублей с двумя камушками в виде бантика.
Прибежал в номер, подал коробочку: «Женись на мне». Она расхохоталась, поправила: «Надо говорить – «выходи за меня замуж». А муж у меня есть. Так что прости». А он все совал и совал ей в руки коробочку с дорогущим колечком.
– Коленька, ну пойми, я не могу это принять. Не мо–гу! – теряя терпение, закричала она. Она представила, что муж обнаружит колечко и скажет: «Ах, ты б…!» Ухватилась за чемодан, но Кахир перехватил руку, подхватил чемодан.
– Адрес свой дашь?
– Нет! – жестко ответила она, хотя видела, что Коля вот-вот заплачет. Ей захотелось его приласкать, успокоить, но в последний момент, она отдернула руки, понимая, что это может повернуть настроение вспять и тогда придется плакать самой и думать о нелюбимом муже. – Нет, Коля. Надо идти.
Он стоял на платформе словно в диком лесу жалкий потерянный мальчик, испытавший впервые любовь и настоящую женскую ласку, которую, казалось ему, он не испытает больше уже никогда.
В аул Сарги он приехал с сумкой в легком светлом костюме, заплатив за такси от Назрани пятьдесят рублей. Водитель согласился подождать полчаса, пока он отыщет кого-то из родственников отца. Больше десяти лет Кахир не говорил на родном языке, поэтому мучительно подбирал слова, ему казалось, что забыл все, что его не поймут, и от удивленных взглядов еще больше смущался. Ему пояснили, что из Баграевых в ауле живет только Даур старший, показали двухэтажный дом в конце улицы. Стали звать в гости к себе…
Пока он шел улицей, пацанята сумели, докричались до Баграевых. Даур вышел навстречу, сразу обнял и сказал, что Асхаб приходился ему двоюродным братом и что Кахир может жить у них сколько захочет. Его жена смахивала платком набегавшие слезы, восклицая «ахи дика, ахи дика!» И он сам, ставший сиротой в пятнадцать лет, с трудом сдерживался, чтобы не заплакать навзрыд. Неделю ходил по гостям, знакомился, детям раздавал бумажные деньги и они, не имевшие никогда больше двадцати копеек на мороженое, оглушительно радовались и тут же мчались в магазин за конфетами, и ему хотелось одарить весь аул.
Но даже большие северные деньги имеют свойство заканчиваться. После очередной поездки в Назрань он с удивлением обнаружил, что остался последний сертификат на двести рублей.
Хозяйство у дяди Даура большое: три коровы и телка, стадо овец и сдвоенный огород в целый гектар. Он медленно, неотвратимо втягивался в круговорот повседневных дел, чередуя весну с летом и короткой зимой, рассказывая вечерами семье двоюродного брата о нелегкой жизни на Колыме. Они ответно про Казахстан, где он не жил, но слышал от матери про знойные Тургайские степи. А по ночам иногда просыпался от запаха женщины и ощущения ее близости, лежал подолгу с мыслью о том, как поедет в Воронеж, отыщет там любимую женщину Лену. Как она радостно произнесет то давнее – Коленька! – когда он подарит колечко. И так явственно это все возникало, что можно дотронуться рукой до волос и снова заснуть под ее ласковым взглядом.
Глава 19. Артель Игумен