Выдача пособий неизбежно носила характер «усмотрения»; тем, кто «понахрапистей», порой удавалось получить казенных денег несколько больше, чем другим; особенно в том преуспела вдова адмирала Колчака, которая, получая вполне приличную пенсию, пожаловалась Бахметеву на то, что ей якобы «перестали помогать». «Не знаю, что ее побудило обратиться ко мне, — писал тот Маклакову, — тем более, что я, кажется, был под „сомнением“ и, во всяком случае, был не в милости у Верховного правителя. Само собой, я немедленно помог ей в пределах возможности, так как я глубоко и свято чту память и деятельность всех искренно и честно положивших свою жизнь за национальное дело, независимо от того, удачно или неудачно кончались их начинания». Бахметев даже не подозревал, что причина обращения к нему Софьи Федоровны проста: она просила денег у всех, у кого они были.
Вдовы военачальников, погибших во время революции и Гражданской войны, были не единственными получателями финансовой помощи. Из средств российского посольства в Париже, а затем в Вашингтоне выплачивалась пенсия вдове адмирала С. О. Макарова, жившей в Ницце. Финансовый совет выделил также скромное пособие княгине Шаховской, дочери фельдмаршала Д. А. Милютина.
Денег остро не хватало. По расчетам Земгора, на помощь беженцам требовалось ежемесячно около 8 млн фр. Финансовый совет мог лишь констатировать отсутствие в его распоряжении подобных средств и необходимость их изыскания; он считал необходимым «принять возможно энергичные меры к реализации некоторых казенных активов». Правда, казенное имущество, в частности суда, находилось под контролем французского правительства, и Совет просил князя Львова вступить в переговоры, с тем чтобы вырученные от продаж средства были направлены на оказание помощи беженцам. Совет решил также связаться с торговым агентом в Лондоне А. С. Остроградским «для ускорения начала ликвидации находящихся в Лондоне казенных товаров: шерсти, табака, вина и поташа».
Однако казенного имущества, представлявшего коммерческую ценность, оставалось не так много; кроме того, французское правительство предпочитало компенсировать за счет его продаж средства, потраченные на содержание крымских беженцев. Остроградский же заявил, что передаст деньги, вырученные от продажи находящихся под его контролем товаров, только Врангелю.
СОВЕТ ПОСЛОВ и ЗЕМГОР: ДЕНЬГИ И ПОЛИТИКА
Дипломаты, не имевшие ни достаточного опыта, ни специального аппарата, были рады переложить эти заботы на плечи Земгора. Заботам Земгора были поручены казенные грузы, вывезенные в свое время из Новороссийска в Швецию; через Земгор было решено перевести 20 тыс. ф. ст. в Константинополь на помощь армии. Земгору должны были передать 75 тыс. долл., «которые имеют поступить из Соединенных Штатов». «В целях объединения отчетности» на счета Земгора был зачислен 1 млн. фр., полученный различными общественными организациями из США после публикации в январе 1921 года воззвания о помощи русским беженцам. На усмотрение князя Львова передавалась смета другой благотворительной эмигрантской организации — Российского общества Красного Креста. Финансирование деятельности Красного Креста также поначалу осуществлялось через Земгор.
Аппарат Земгора предполагали использовать не только для помощи беженцам, но и для поддержки восставших против советской власти в России. Надежды на скорое падение власти большевиков возникли в связи с восстанием в Кронштадте в марте 1921 года. В распоряжение князя Львова было переведено 100 тыс. фр. «для нужд восставших против советской власти в Пскове и его районе»; Земгору было также ассигновано 400 тыс. фр. из сумм, предоставленных в распоряжение Финансового совета Б. А. Бахметевым. Последнюю сумму предполагалось направить на закупку продовольствия для освобожденных от советской власти районов.
Однако идиллия в отношениях Совета послов и Земгора очень скоро закончилась. Военные возмутились тем, что миллион франков, предназначавшийся крымским беженцам, застрял в земгоровских структурах. Финансовый совет потребовал от князя Львова объяснений, которые признал неудовлетворительными.
Послы, противопоставившие себя Врангелю, придерживались разных политических взглядов и, соглашаясь с необходимостью перевода армии на беженское положение, весьма различно оценивали сроки, в какие это возможно сделать. Самый правый член Совета послов Гире был наиболее лоялен по отношению к генералу и его армии. Не был категоричен и Маклаков, хотя его отношение к Врангелю резко изменилось — от безоговорочной поддержки и даже восхищения после поездки в Крым в сентябре 1920 года до признания генерала авантюристом, когда выяснилось, что заявления Врангеля о неприступности Крыма были блефом.