Золото Ларвезы

За купца и судью играл Хурмдье, за трубочиста и пьянчужку-свидетеля – Бронжек, за цветочницу и селезня – Шиленанк. Подкупленный выпивоха обвинил трубочиста в краже, но тут появилась сбежавшая из кастрюли говорящая утка, и они давай спорить, не позволяя остальным вставить ни слова.

Большинство зрителей знало, что произойдет дальше – но в этот раз дальше произошло то, чего никто не ожидал.

– А я тоже все видел! – квакающим голосом крикнула лягушка в малиновом камзоле, выскочив сбоку из-за ширмы. – Вор он, как есть вор, это он у купчины и кошель, и пирог с капустой спер!

– Да что ты говоришь, ты же бессовестно врешь, тебя там и близко не было, это я все видел! – возразил патлатый долговязый персонаж, похожий на амуши, в одежке из цветных лоскутьев. – Все было честь по чести, купчина сам съел пирог да припрятал кошель, а потом позабыл, а тебя я сейчас палкой по башке огрею!

Если младшие кукольники от такого поворота опешили, то Хурмдье не растерялся.

– А ну, тихо, не то всех скопом посажу в тюрьму! – гаркнул судья. – Итак, у нас есть четыре свидетеля, и сейчас они всё по порядку расскажут, а кто станет говорить не по порядку, того схвачу за пятку и через подвальное окошко в каталажку заброшу! Суд – это вам не игрушки, сначала заслушаем показания господина лягушки!

Зрители хохотали и вопили, отбивая ладоши, артисты вдохновенно импровизировали.

Когда представление закончилось, и народ начал расходиться, старший кукольник обратился к Венше:

– Мое величайшее почтение, госпожа Веншелат! Судя по вашему мастерству, вы не в первый раз играете?

– Как раз таки в первый, – польщено осклабилась под вуалью амуши. – Но не в последний, если вы не против.

– Тогда примите мои поздравления с блистательным дебютом! И хорошо бы нам заранее сюжеты обсудить, да если позволите, погляжу я на ваших кукол – кто еще у вас есть…

Он улыбался, и его плохо выбритый подбородок торчал вперед, как будто подтверждая улыбку, а глаза смотрели проницательно, с чуть заметным прищуром. Возможно, Хурмдье все-таки догадался, кто она такая? Но это ведь не помешает ей участвовать в представлениях…

Ночь уже высыпала из своего рукава сотни серебряных звезд, когда Венша рассталась с кукольниками и направилась к белеющему на холме дворцу, озаренному разноцветными фонарями. Она как будто нашла сокровище – и этим сокровищем оказалась она сама, словно половинку ее души когда-то давным-давно украли и спрятали, подменив на что-то другое, но теперь Венша вернула свою пропажу. И наконец-то она здесь вся целиком, и звезды ей подмигивают, и Хурмдье, Бронжек и Шиленанк ждут ее завтра на репетицию.

Кабаюн вздымался впереди дремлющим ящером, который так долго спит, что на его шкуре уже и лес вырос, и звери-птицы поселились – гнезда свили, норы выкопали. Интересно, когда они роют норы, старый каменный ящер чувствует щекотку?

Запыхавшийся Шнырь думал об этом, чтобы не думать о том, как у него рученьки-ноженьки болят, и как он невтерпеж устал, и какие лютые злыдни гонятся за ними по пятам…

– Немного осталось! – подбадривал Кем. – Давай поднажмем – и там я попробую один фокус, чтобы нас услышали. Должно получиться, Кабаюн на нашей стороне! Главное, не хнычь и не сдавайся. Помнишь, как они в книжке от погони уходили? Вот и мы с тобой так же!

Шнырь в этот момент как раз собирался захныкать, но передумал: если как в книжке, надо держаться героем. Зато потом, когда они вернутся в Аленду, он будет всем-всем об этом рассказывать… Главное, не отставать от Кема, которому придают сил амулеты. Хотя если очень долго шагать без отдыха, уже и амулеты не помогут, можно попросту помереть на ходу после очередного шага.

С тревогой глянув на спутника – все ли с ним в порядке? – Шнырь прохрипел:

– Ты тоже не сдавайся! А когда мы спасемся, ты мне новую книжку почитаешь?

– Обязательно, – тяжело выдохнул амулетчик. – У нас с тобой есть цель – спастись и прочитать книжку! Идем на последний рывок!

Кабаюн уже заслонял полнеба, за его горбом пылал розово-оранжевый закат, постепенно уступая место шоколадным сумеркам. В зарослях лениво перекликались и передразнивали друг друга ночные птицы – им, в отличие от двух беглецов, спешить некуда.

– Опять поскрёбков со дна наложили? – поинтересовался с сочувственной кривоватой усмешкой парень, подсевший к ним после ужина. – Эти шкуродёры глумятся как могут, наживаются на нашем брате…

Ларвезийские слова он не коверкал, но говорил с акцентом. Крупный, сутуловатый, с загорелым квадратным лицом и упрямым взглядом исподлобья. На потный лоб налипли темные пряди. Вроде бартожец, хотя кто его разберет. Он не первый день наблюдал за ними, а заговорил только сегодня.

– В первую очередь кормят тех, кто хорошо работает, – отозвался Хантре.

Насчет качества своей работы он не обольщался. Ему до сих пор не удалось полностью синхронизироваться с реальностью здесь и сейчас. Временами окружающее плывет, поэтому многое получается невпопад. Эдмар не раз украдкой исправлял то, что у него выходило наперекосяк – используя отводящие чары, чтобы надсмотрщики не заметили.