разговора о сексе, но сейчас, это все сразу же припомнилось. Солги.
– Я встречаюсь с друзьями.
Мистер Коллинз гордился бы.
– Как мило, – вновь говорит она. – Не безопасно для такой девушки как
вы путешествовать в одиночку.
Мурашки пробегают по рукам. Я просто киваю. Возможно, она просто
пытается быть любезной. Она никак не может знать, что я могла бы
уничтожить весь этот поезд одним движением руки. Она пристально глядит
на серебряный кулон на моей шее. Я подавляю желание спрятать его и тоже.
Я гляжу в окно, сосредотачиваясь на счете овец на склоне горы.
– Должно быть, тяжело находиться так далеко от дома.
Моя кровь горит от непреодолимого желания воспламенять, тело
автоматически реагирует на поддельную сладость в голосе женщины.
Соберись. Я тянусь к воздуху, чтобы охладить кровь. И укрощаю жар,
представляющий угрозу. Не так чтобы я могла поджигать каждого, кто
доставляет мне дискомфорт. Я, может быть, и смертоносная, но способна
контролировать эту силу. Вынуждена.
Но я не смогла контролировать огонь на вечеринке у Мэллори.
Даже не смогла его почувствовать.
Это была не я. Я бы смогла ощутить его. Знаю.
Шерри Миликен – другая единственная бандия, которую я знаю. И
хотя я не исключаю того, что она могла бы попытаться разрушить вечеринку,
полную Сынов и их приспешников, Шерри бы наверняка убедилась, чтобы
все знали, что это была она. Кроме того, Сыны разыскивали Шерри. Она
единственная причина, по которой они впустили меня в свое лоно, прежде
всего – чтобы найти ее. Кто-нибудь бы увидел ее на вечеринке.
Когда сталкиваешься с множеством гипотез, «бритва Окама»10 говорит,
что вы всегда должны начинать с самых простых и попытаться исключить их
в первую очередь.
На вечеринке была только одна бандия, которую все видели. Одна
разгневанная бандия, позволившая пятнадцатилетней человеческой девчушке
досадить ей и запустившая шар голубого огня прямо через весь двор в
бассейн. А секундой позже еще один огненный шар освятил дом. Математика
здесь простая. Если я не могу исключить самую очевидную причину огня,
как я могу ожидать, что Блейк сможет?
Потому что я бы никогда не сделала что-нибудь подобное.
Не правда ли?
– Вы американка, верно? – сказала женщина, совершенно не обращая
внимания на то, как близко она подошла к концовке дела об огненном шаре.
Я кивнула. Это очевидно, поэтому нет смысла отрицать.
– Наши обычаи, должно быть, кажутся вам очень странными. – Она
тянется через все пространство между нами и кладет руку на мое запястье. –
Могу я взглянуть на ваш браслет?
Невозможно предотвратить жар, наполняющий меня сейчас.
– Сожалею. – Я встаю и стаскиваю чемодан на роликах с багажной
полки. – Приближается моя остановка.
Я удаляюсь от нее так быстро, как могу, двигаясь в направлении к
двери в соседний вагон. Оглядываюсь через плечо. Женщина снова набирает
сообщение на своем телефоне. Я слишком остро отреагировала. Я делаю
вдох и считаю, возводя в седьмую степень, пока моя сила не остывает. Я
поторапливаюсь сойти с поезда, когда он останавливается пятью минутами
позже, желая оказаться на значительном расстоянии от жуткой
корпоративной Тинкербелл.
«Станция» состоит из нескольких каменных скамеек на
возвышающейся цементной платформе и автоматических машин по продаже
билетов. Расписание на стенке машины указывает, что в течение часа поезда
не будет, поэтому я устраиваюсь на одной из холодных плит. На таком
расстоянии от океана воздух не такой влажный, но ветер дует также сильно,
что я дрожу. Я оглядываюсь через плечо. Вокзал пуст.
Вот так ощущается одиночество, холодное и серое, с капелькой
паранойи, напоминающее мне, что есть вещи и похуже. Но есть также и
получше.
Я включаю телефон, что дал мне Мик. Дома уже за полночь. Хейли
вероятно, прикидывает, как ей пробраться домой, не разбудив маму. Кристи,
наверное, набирает сотое сообщений о своем последнем кризисе со своим
парнем Мэттом. Потом Хейли отвлечет ее разговорами, а Мэтт отправит
10 "бритва Оккама" (Occam's razor) – принцип экономии мышления (требование исключения несводимых к
интуитивному и опытному знанию понятий)
какое-нибудь психотическое стихотворение, что растопит сердце Кристи и
вновь все будет хорошо. Никогда не думала, что буду скучать по
претенциозной поэзии Мэтта, но я как бы скучаю.
Я борюсь с желанием написать им. Чем меньше контактов у меня с
прежней жизнью, тем безопаснее для нас всех.
Но тяжеловато принять эту новую жизнь с начинающей неметь от
камня попой. Неделю назад моя жизнь была беспорядочной, но она была моя.
Она не сводилась только к Сынам, чистокровкам и попыткам сохранить
хрупкое перемирие. У меня были друзья, родители и любимый парень.
Теперь же, все что у меня есть – так это разбитое сердце, незнакомцы и
маячащая угроза собственной смерти.
Может быть, я ничего не могу поделать с разбитым сердцем, но я могу
вернуть семью и друзей. Я могу уничтожить угрозу.
Однажды принятое, решение кажется таким ясным, таким правильным,
я не могу поверить, что у меня ушло так много времени, чтобы понять это.
Остин был прав в одном. Мы не такие уж и разные. Я бы убила, чтобы
защитить тех, кого люблю. Ради права любить их.