Золото мертвецов

Среди развалин там и сям виднелись уцелевшие двух- и трехэтажные здания, а на поднимавшейся вверх улице сохранились часть брусчатки и аллея старых лип, где изредка появлялись люди.

Миновав аллею, Тим вышел на поросший бурьяном пустырь, изрезанный старыми окопами, за которым открывалась Солдатская слобода и под солнцем синел Дон, не тронутый войною.

Здесь, на пригорке, он опустил наземь чемодан, сел на него и закурил, чувствуя, как учащенно бьется сердце.

Встретят ли его родные? Или их уже давно нет на свете?

Потом, заплевав окурок, встал, оправил гимнастерку и решительно зашагал вниз.

Улицы Донской, на которой жила семья Вороновых, как таковой не было.

Остались одичавшие сады, десяток полуразрушенных домов и длинная череда остовов печных труб, словно памятники.

Ускоряя шаг и бледнея, Тим направился к родительской усадьбе с остатками ограды, за которой виднелась руина куреня, построенного еще дедом.

— Как же так? — прошептал он и внезапно учуял запах дыма.

Из-за развалин, едва различимо, в небо поднималась тонкая струйка. А затем Тим разглядел чуть приметную, ведущую туда с дороги тропинку.

На усадьбе кто-то жил. Офицер вбежал в проем калитки.

С тыла куреня, у остатков каменной стены, на призьбе сидел ссутулившись дед Никита и что-то помешивал деревянной ложкой в котелке, висящем на таганке, под которым потрескивал небольшой костерок из бурьяна и щепок.

— Дедусь, — тихо позвал внук, опуская на траву чемодан.

— Га? — обернулся старик и уронил ложку.

В следующее мгновение, шагнув вперед, Тим облапил встававшего старика, а тот ткнулся ему бородой в грудь и заплакал.

— Я чуял, што ты живой, унучок, — взглянул вверх выцветшими глазами.

— Живой, живой, дед, — растроганно бормотал Тим, гладя пушок на голове старого казака. — Вот вернулся, где батя с мамой?

— Нема, — всхлипнул дед Никита, перекрестившись дрожащей рукой, — царствие им небесное.

Часть вторая На осколках империи

Глава 1 Заключенный К-513

Хмурым сентябрьским утром 1996 года в помещении штрафного изолятора одной из колоний Кандалакшского района Мурманской области по холодному бетонному полу задумчиво прохаживался человек.

Он был выше среднего роста, худощавый и в лагерной одежде. Лицо неприметное — из тех, что встретишь и сразу забудешь.

Звали его Юрий Огнев.

Еще год назад Огнев был полковником федеральной службы налоговой полиции и жил в Москве. А сейчас он заключенный, с лагерным номером К-513.

Чтобы понять дальнейший ход событий, в которых обитателю камеры предстоит сыграть не последнюю роль, стоит заглянуть в его прошлое.

Родился Юрий на Камчатке. Родители, служившие в траловом флоте, погибли в море во время шторма, и он воспитывался в интернате.

Получив аттестат зрелости, год плавал на сейнере, а в конце семидесятых был призван на службу в погранвойска. Проходил ее Огнев в Средней Азии, на одной из высокогорных застав. Там, перед самой демобилизацией, его и приметил изредка наезжавший в подразделение особист из штаба округа.

Знакомство разбитного майора и немногословного сержанта закончилось тем, что спустя месяц несостоявшийся «дембель» был направлен в качестве абитуриента для поступления в Высшую школу КГБ СССР в Москву.

Вступительные экзамены, несмотря на высокий конкурс и жесткий отбор, он сдал успешно и был зачислен на факультет военной контрразведки. Годы учебы пролетели стремительно, и в 1984 году молодой лейтенант с учетом поданного рапорта, а также прошлой службы был направлен в Афганистан, в одно из спецподразделений спецназа КГБ, о котором в ту пору мало кто знал.

Ко времени вывода оттуда наших войск Огнев был уже капитаном, имел ранение и орден Красной Звезды.

В отличие от других офицеров-афганцев, которых «благодарное» руководство распихало по забытым богом дальним гарнизонам, чтоб поменьше болтали, Юрию повезло. Ему удалось «зацепиться» в столице.

Помог однокашник — генеральский сынок, подвизавшийся в кадровом аппарате Лубянки. Перспективного капитана определили в кураторы штаба Московского военного округа и выделили однокомнатную квартиру в Теплом Стане.

Связывать себя брачными узами он не спешил, привыкая к новой жизни и полностью отдаваясь службе.

Когда, став майором, в 1992 году он планировался на вышестоящую должность, Союз рухнул, и сразу после этого начала разваливаться «система».

Новое руководство Лубянки стало выбрасывать на улицу всех, не воспринявших «демократию». Попал в эту когорту и Огнев.

И снова помог старый приятель. Теперь из комитетского кадровика он реформировался в ответственного работника центрального аппарата ФСНП, порекомендовав туда своего однокашника.

С учетом опыта и навыков проведения спецопераций, Огнева назначили заместителем начальника подразделения физзащиты, в обязанности которого входило силовое обеспечение различного рода оперативных мероприятий.

На этой должности он проявил себя достойно и вскоре стал его руководителем, получив звание полковника.

Однажды, поздним майским вечером, когда Огнев уже собирался домой, его вызвал к себе один из заместителей директора.