Золото мертвецов

— Ты давай, давай, жуй, — заботливо гудел Шмаков, подвигая разнообразную снедь Огневу. — А то на лагерных харчах совсем дошел, будто солдат-первогодок.

Приложившись по очереди к фляжке и поев, как водится, закурили.

— Давно не пробовал хорошего табака, — глубоко затягиваясь, кивнул седелец на открытую пачку «Мальборо». — Здесь, в киоске, только «Памир» или «Север», да и те гнилые.

Потом он вкратце рассказал гостю историю своего превращения из руководителя силового подразделения в зэка, не забыв упомянуть, какую роль сыграл в этом его непосредственный начальник генерал-майор Ляхов.

— Да, — закурил очередную сигарету Лешка, — генералитет сейчас весь скурвился. Те же коммерсанты, только в погонах. Ну да хрен с ними, у них своя жизнь, у нас своя. Я думаю, ты меня не просто так повидаться пригласил, говори, что задумал?

Огнев встал, усилил звук радиоточки, что-то вещавшей о победе демократии в стране, и, вновь присев к столу, наклонился к Шмакову.

— Я, Леш, надумал подорвать отсюда. Сидеть ни за что еще шесть лет не хочу и не буду. У меня есть план, но нужна помощь. Могу я надеяться на тебя?

— Обижаешь, Юра, — решительно сказал тот. — Ты ж меня хорошо знаешь еще по Школе, курвой не был и друзей в беде не бросал. Говори, что нужно сделать?

После этого, понизив голос почти до шепота, Огнев в деталях изложил Шмакову план побега.

— До дебаркадера, я уверен, донырну и там спрячусь. Но чтоб по тундре выйти к железной дороге и по ней двигать в сторону Москвы, сам понимаешь, нужна подходящая одежда, продукты и хоть какая-нибудь карта этих мест.

— А стоит ли туда возвращаться? — так же тихо спросил Шмаков. — Может, есть резон двинуть к югу, на Украину или, к примеру, в Крым, где осесть. В крайнем случае, я могу тебя переправить к финнам.

— Нет, Леш, — отрицательно качнул головой Огнев. — Я все обдумал. В столице свяжусь с нашими, поквитаюсь с генералом и рвану за бугор, в Иностранный легион. Это по мне. Пять лет службы по контракту не так уж и много. Выход на одно из вербовочных агентств в Москве у меня есть. Тем более, ты знаешь, по натуре я авантюрист. Ну и к тому же приличная зарплата, возможность получения французского гражданства и официальная легализация. C’est entendu?

— Je n’ai rien contre, — ответил Лешка. — Язык-то, смотрю, помнишь?

— Да и ты не забыл, — улыбнулся Огнев. — Неплохо все-таки нас учили в вышке, — хлопнул друга по плечу.

— Значит так, — заявил Шмаков. — Закладку на дебаркадере я тебе организую. Как только она будет готова, сообщу запиской, с указанием места. И, как говорится, дай бог! Если в Москве что не склеится, приезжай ко мне. Я найду где отсидеться, и Зея будет рада повидаться. Я ей, кстати, рассказал, что еду к тебе на встречу.

— Так у вас все наладилось? — высоко поднял брови Огнев. — Помнится, в последнюю нашу столичную встречу вы были на грани развода.

— Все путем, братишка, — рассмеялся Лешка. — Я был не прав и сделал выводы, а восточные женщины, как ты знаешь, отходчивы.

Затем, не раздеваясь, приятели улеглись на стоящие рядом жесткие солдатские койки, снова закурили и до зари вспоминали о прошлой учебе, службе и друзьях, исчезнувших за горизонтом.

Утром они расстались так же тепло, как и встретились.

— Держись, Юр, — пробасил на прощание Алексей. — Я все сделаю как надо.

— Не сомневаюсь, — последовал ответ, — привет Зее.

Через неделю Огнев получил с воли записку, где значилось: «Сходи в баню. Шмак». Из нее сделал вывод, что все необходимое спрятано в душевой дебаркадера.

Очередной груз на пристань, что находилась на другом берегу реки, баржи доставили в начале октября, который выдался для этих мест на удивление погожим. Выгружать предстояло цемент в мешках, и заключенные не выражали восторга по такому поводу.

Как обычно, на разгрузку занаряжали самых строптивых в колонии, так сказать в воспитательных целях. Таких набралось полста, в том числе Огнев, Душман и Зингер.

— А блатные снова припухают, бережет их хозяин, — сплюнул боксер, когда отрядный, назвав их номера, распустил строй.

— Ничего, — поиграл широкими плечами Душман. — Погода вон какая, разомнемся на свежем воздухе. Эх, братцы, рвануть бы в тундру, там свобода! — заблестел глазами.

— В тундре, говорят, не выжить, — заметил Огнев.

— Лажа, — не согласился тот. — Мой дед, моряк, в войну по ней месяц выходил к своим. Бежал с товарищем из немецкого плена, и ничего, дошел. Правда, потом его определили в штрафбат, но повезло. С фронта вернулся героем.

— Жив?

— Ну да, крепкий, черт. После войны дальнобойщиком работал до семидесяти. Все мечтал снова в Заполярье съездить, дружок там у него погиб. И меня хотел прихватить, да, видать, не судьба. Как я сел, старик сильно сдал. Он же меня и вырастил, когда батю в шахте задавило. Вот такие дела, освобожусь, — деда не оставлю. А ты, прапор, — шутливо толкнул Юрия в бок, — как откинешься, приезжай к нам в Ростов в гости. С дедом познакомлю. У него свой дом в Солдатской слободе, на улице Донской. Фамилия, как у меня, Воронов Тимофей Алексеевич.

— Спасибо, Душман, — с благодарностью ответил Огнев. — Может, и заеду.