— Ну ладно, ты нас попомнишь, батя, — прошипел игумену один из бандитов. — Айда к светлой жизни, пацаны! — Два других загоготали.
У небольшой пристани, где покачивался катер, вся группа остановилась, и у рыжего в руке блеснул кастет.
— Так чё, падла, — сплюнул он под ноги Огневу, — ща побаза…
Договорить не успел.
Зубодробительный удар в челюсть сбросил бандита в катер, а через несколько секунд монахи бережно опустили туда тела еще двух.
— Плывите, отроки, с Богом, — набожно перекрестились они и с интересом уставились на послушника.
— Хорошо ты его вразумил, брат, — кивнул Огневу на судно первый, с русой бородой и усами.
— Да и вы остальных неплохо, — осенил себя знамением послушник.
— А вот и сатанинское оружие, — вертя в руках вороненый ТТ, изрек второй, безбородый и со шрамом на щеке. После чего профессионально выщелкнул обойму. — Полная.
— Эй, вы, беспредельщики, — выплевывая в воду кровь и выбитые зубы, просипел из катера старший из бандитов. — Отдайте пушку.
— Бог подаст, — смиренно произнес безбородый, и оружие булькнуло в воду.
Братки тупо переглянулись.
Когда катер, взревев мотором, унесся в море, все трое долго смотрели вслед и молчали.
— Как вы думаете, вернутся? — покосился на монахов Огнев.
— Если вернутся, утоплю, — жестко произнес монах со шрамом. И, возведя глаза к небу, снова осенил себя крестом. — Прости, Господи.
Кроме всевозможных хозяйственных работ в обители, монахи с послушниками занимались рыбной ловлей. Она была серьезным подспорьем скудному монастырскому столу.
Огневу нравилось бывать в море, и вскоре он стал заядлым рыбарем, умело управлявшимся со снастями.
В один из таких дней, в начале июня, когда над архипелагом висело незакатное солнце, монастырский карбас занимался ловлей трески у острова Анзер.
Улов был богатым, и монахи тихо радовались.
— Сподобил Господь, — добродушно гудел рослый отец Алексий, выбирая из сети и швыряя в лодку очередную серебристую рыбину.
— Воистину так, — поддакнул ему седенький старец в потрепанной рясе, подтягивая вместе с Огневым и еще одним послушником сеть к борту.
— Ну, все, шабаш, — взглянув на гору рыбы, махнул широким рукавом сидевший на румпеле горбатый отец Егорий. — Ставим парус и идем назад, к обители.
Спустя пять минут увенчанное белоснежным крылом суденышко, рассекая носом морскую гладь, плавно заскользило вдоль берега.
— Красота какая, — восхитился сидящий на передней банке Юрий.
Перед его взором в белой кромке прибоя золотилась узкая песчаная коса, чуть выше — причудливые, из черного базальта и красного гранита каменные террасы, а над ними, в серебристом свете, отсвечивали бирюзой кроны вековых сосен.
— Да, благодать Господня, — откликнулся сидевший рядом отец Алексий, широко перекрестившись на синеющую над островом гору.
— Анзер место благословенное, — сказал Огневу седенький старец, — находящееся под особым покровительством Божией Матери. Здесь на протяжении многих веков жили и трудились во славу Господа иноки — пустынножители. Строили скиты и дороги, осушали болота под сенокосы с пастбищами, прокладывали каналы и возводили пристани. А гора, которую ты лицезреешь, зовется Вербокольская, там и поныне живут иноки.
Когда спустя час карбас причалил к пристани, там стоял прогулочный теплоход, у трапа которого скучал одинокий вахтенный.
— Никак туристы? — переглянулись монахи. — Приехали на экскурсию.
Экскурсии на Соловки летом случались часто, были немноголюдными и особого беспокойства обители не приносили.
Когда, нагрузившись рогожными мешками и корзинами с рыбой, артель ступила на подворье, там, у церкви Благовещения, тесной группой стояли туристы, внимая девушке-экскурсоводу.
Мельком обозрев мирских гостей, рыбари проследовали в Поваренный корпус, спустились вниз по крутой, с вытертыми ногами ступенями лестнице и поместили весь улов в выложенное льдом хранилище.
— Брат Юрий, — обратился к Огневу принимавший рыбу монах. — Зайди в покои к отцу Иосифу, он тебя спрашивал.
— Хорошо, отец Амвросий, — утер потный лоб Огнев.
Наскоро умывшись и приведя себя в порядок, он вскоре был у настоятеля.
— Входи, брат Юрий, — кивнул клобуком сидевший за столом отец Иосиф, когда, постучав в дверь, Огнев возник в проеме. — К тебе гости.
— Здорово, Юрий Иваныч, — раздался сбоку знакомый бас, и со стоявшего у окна ряда стульев монолитно встал Душман. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, растянул в улыбке рот Зингер.
— Здравствуйте, — удивленно обвел глазами парней Огнев. — Какими судьбами?
— Да вот, заехали тебя навестить, — переглянулись те, — и отец Иосиф не против.
— Я не против, — согласился игумен. — До завтрашнего утра, брат Юрий, ты свободен.
— Благодарю вас, святой отец, — склонил голову послушник. — Мы можем идти?
— Идите, — качнулся клобук, — коли есть настоящие друзья, это угодно Господу.
— Юрка, черт, да ты настоящим попом стал! — весело прокаркал Зингер, когда все трое вышли на подворье. — Ряса, борода и рожа постная.
— Ладно, Колян, кончай базар, — одернул его Душман. — Тут тебе не театр, а святое место.
— Дак это ж я так, к слову, — развел руками Зингер. — И можно сказать, от радости.