Золото наших предков

Впрочем, эти мысли не будоражили сознание Шебаршина. Эту картину, своего рода доку-ментальный фильм, как мальчик-мажор с посредственными способностями эксплуатирует «капитал», приобретённый ещё в советское время отцом, и при этом использует деловые и прочие способности других, тех кто таким «капиталом» не обладал… Эту картину как-то в сердцах высказал-нарисовал Пашков Матвееву в преддверии одной из лекций. Ответ профессора его очень удивил:

– Вся история человечества, если упростить её до предела, есть модернизация рабовладельческого строя. При этом рабовладельцы далеко не всегда являются людьми способными и тем более положительными. Латифундист, феодал-помещик, капиталист-бизнесмен, номенклатурный работник советской эпохи, – это не что иное, как модернизированные рабовладельцы. Так же как крепостные крестьяне, наёмные рабочие, колхозники, даже значительная часть так называемой трудовой интеллегенции советского типа – не что иное, как модернизированные, со значительно степенью личной свободы, но рабы. Все они хотя бы на работе вынуждены делать не то что хотят, а то что им прямо или косвенно приказывают неорабовладельцы. И дальше эта модернизация будет продолжаться, одни будут эксплуатировать других, в различной степени, в различных формах, но будут, на этом всегда стоял мир и будет стоять, без этого нельзя. Это не зловещее пророчество, это аксиома. И никакие революции этого положения не изменят. Результатом всех революций становилось лишь то, что отдельные рабы и рабовладельца менялись местами…

Пашков после такого объяснения почувствовал себя неуютно. Он не хотел осознавать, что является и являлся чем-то вроде этого самого модернизированного раба. Позже, осмысливая слова профессора, он подумал о том, что его предки «прохлопали» ряд моментов в 20-м веке, когда можно было «поменяться местами». Не смогли они занять места рабовладельцев, когда таковые сна-чала «освободили» дворяне-помещики и потом, когда шла чехарда аж до середины века, когда новые господа насмерть грызлись, выпихивая друг друга с тёплых мест в преисподнюю ГУЛАГа, ими же сконструированную. Предки Пашкова, предки его жены, предки Калины, миллионы прочих простых смертных, так и остались в этой огромной рабской массе, косвенно обслуживая тех, кто пробивался наверх. Численное соотношение фактически не менялось: тех кого обслуживали (слушались, выполняли приказа, указания) было относительно немного, тех кто так или иначе обслуживал – тьма. Пашков, впрочем, отметил, что возможны и нехарактерные примеры, когда люди менялись местами не в результате социальных потрясений. Тот же Карпов чисто по личной «инициативе» выскочил из класса господ, и наоборот Ножкин попал в него по стечению обстоятельств.

Философское осмысливание обустройства общества сначала удручало Пашкова. Но по мере размышлений он стал жалеть не только себя, но и Калину, который так искренне хотел услужить, понравиться своему бессовестному господину. А тот вёл себя именно как и подобает господину в отношении своего раба. Но говорить Калине о своих умозаключениях Пашков, конечно, не стал.

Видя как болезненно его добровольный студент воспринимает эту теорию, профессор попытался чуть подсластить пилюлю:

– Нельзя сказать, что наш мир испокон порочен и бесперспективен. Обеспечивая себе сытую, интересную жизнь, обирая массы людей эти самые рабовладельцы, властьимущие в то же время обеспечивают прогресс, развитие человечества. Разве без рабского труда стало бы возможно возведение пирамид, или постройка того же Петербурга, выход в Космос, овладение атомной энергией. Да-да, я ставлю все эти достижения в один ряд. Высокопарные заявления властьимущих о радении, например, за державу не что иное, как маскировка претворения в жизнь их собственных желаний. Исходя из этого вы без труда сделаете вывод, что среди рабовладельцев как прошлого, так и настоящего не только посредственности, но и незаурядные личности. И действуют они во все времена одинаково, отбирают разными способами средства у массы простых людей в так называемых высших интересах, всё равно каких, и для личных нужд тоже попутно прибирают. Ну, а самые инициативные из рабов по мере возможности пытаются обмануть рабовладельцев, оторвать для себя эти самые средства, и самый распространённый способ – воровство.

Последний вывод профессора оказался уже созвучен умонастроению Пашкова, окончательно сложившемуся за время его работы в фирме.