Золото Неаполя: Рассказы

Повторяю, во всех засадах и облавах, которые в течение долгих месяцев устраивал на него генерал Курцио, Деметрио со своими приспешниками не потерял даже волоска! Бандиты появлялись и исчезали, как привидения; казалось, по одному их знаку разверзались земля, стены и воды и бесследно их поглощали. Деметрио имел перед полицией то самое преимущество, которое имеет крот перед борзыми. И все это, как и следовало ожидать, породило целую мифологию: складывались и распространялись легенды, которые, подчеркивая диспропорцию между враждующими силами, представляли омерзительную фигуру Деметрио в привлекательном виде, а его гнусные преступления — как забавные каверзы, почти анекдоты.

И сколько же их тогда рассказывалось, этих легенд!

То переодевшись бригадиром карабинеров, Деметрио дал прикурить самому генералу Курцио; то полиция окружала сеновал, куда, как она считала, был загнан разбойник, а Деметрио в это время преспокойно расхаживал по столице; то Деметрио лично вручал судебным исполнителям конверт для префекта, на котором было написано: «Вскрыть по достижении совершеннолетия», а в конверте лежала фотография бандита, обласканного объективом фотоаппарата на борту яхты одной лихой шведки, наследницы крупного состояния. Вполне вероятно, что все это были выдумки, но вспомните, сколько кинофирм заявило о своем намерении снять фильм о Деметрио, причем не обошлось без слуха, что в одном из них появится он сам, заменив в короткой, но очень важной сцене, загримированного под него актера.

И вот тут-то генерал Курцио понял, что у его маленького и неповоротливого войска крайне мало шансов выиграть эту партию. Преступления банды Деметрио множились, а единственным результатом деятельности полиции было то, что благодаря ей эти преступления стали выглядеть иначе, чем раньше, представ перед миром почти как строфы какой-то ироикомической поэмы.

Но ближе к делу. В один из вечеров, когда генерал Курцио меланхолически размышлял о сложившейся ситуации, к нему на прием попросилась какая-то пожилая крестьянка. Полицейские, разумеется, ее обыскали, опасаясь, не прячет ли она на себе взрывчатку, если не самого Деметрио. Беседа генерала с крестьянкой была долгой и оказалась очень плодотворной, хотя сохранялась в глубокой тайне, несмотря на ее очевидные, скоро обнаружившиеся бурные последствия.

Прежде всего, как вы помните, в полицейских войсках произошла настоящая демобилизация. В каждом поселке был оставлен один только непременный полицейский фельдфебель с двумя солдатами, а в городах — обычные полицейские участки. Шум в печати по этому поводу, парламентские запросы и всякого рода предположения затихли очень быстро и сразу же после повсюду установилась атмосфера неопределенного мучительного ожидания. Впрочем, всего несколько недель спустя генерал Курцио уже представил на обозрение труп Деметрио. Покойник был точно он, Деметрио, но вот то, что столкнулся с бандитом один на один на окраине города 3. какой-то полицейский, оказавшийся лучшим стрелком, чем он, — вот это неправда. Деметрио умер от царапины, причиненной вязальной спицей, — вот правда, и я считаю, что настало время рассказать все, как было, взрослым и детям, сыновьям и матерям.

Прошло всего несколько дней после «бегства» людей генерала Курцио (я прибегаю к уничижительному слову, которое использовали бандиты в тысячах своих издевательских листовок, разбрасываемых и читаемых по всей стране), и настало утро, когда для Деметрио начался его конец.

В то утро он лежал в одном из своих укрытий, расположенном среди береговых скал, и дремал, наматывая на палец локон очередной своей случайной подружки. Услышав неожиданный свист часового, он встал и, шагая своим неотвратимым шагом, вышел из пещеры. Прямо под ним, тридцатью метрами ниже, поблескивал, как начищенный поднос, небольшой пляж городка М., а по направлению к этой песчаной площадке медленно шла группа женщин. «Переодетые шпики? Вот так, целой процессией? В открытую? Что за ерунда!» — подумал Деметрио, знаком приказав всем оставаться на местах.

Он пересчитал женщин: их было пятьдесят, все старухи и все в одинаковых серых шалях — словно в причудливой игре зеркал повторялась одна и та же фигура. Не взглянув ни на небо, ни на море, они уселись на песке, и маленький пляж словно погас под их юбками; приглядевшись, Деметрио еще увидел, что у каждой женщины на коленях лежал клубок, а в руках были спицы; все они прилежно вязали чулок. И все, больше ничего; они просто сидели там непонятно зачем, безмолвные и неподвижные, полностью поглощенные монотонной (не медленной и не быстрой, как заметил Деметрио) работой своих пальцев и мыслей.

— Альфио, бинокль! — приказал Деметрио своему лейтенанту.

Одно за другим изможденные серые лица вплывали в окуляры его бинокля.

— Они настоящие. По-моему, деревенские, — сказал Деметрио.

— Да, и, похоже, из наших мест. Вот эти три… Мать Чиро… Мать Калоджеро… Мать Нунцио… — добавил Альфио.

Долгая пауза.

— И что ты хочешь этим сказать? — воскликнул Деметрио, отложив бинокль и сверля ледяным взором своего собеседника.