Золото Неаполя: Рассказы

С рассветом он снова возвращается к своим мучительным размышлениям. Обладание волшебным словарем не доставило ему ни малейшего удовольствия. Более того, эта книга была опасна и пагубна. Неосмотрительно вычеркнутые три-четыре слова могли вызвать целую лавину непредсказуемых утрат, которые изменили бы лицо мира. Взять тех же пауков, без которых, как ему казалось вчера вечером, мир прекрасно мог обойтись, но зато сколько прекрасных сказок о пауках и замечательных, дорогих его сердцу стихотворений об этих ловких ткачах потеряли теперь всякий смысл, и их придется исключить из антологий!

Потом наконец Малури решил подумать о самом себе. Человек он был скромный и мирный, но один враг у него все-таки был. Инспектор Джиларди. Малури годами терпел от него унижения, и вот именно Джиларди назначали сейчас главным инспектором начального и среднего образования!

— Ну, это мы еще посмотрим, это мы еще посмотрим, — пробормотал Малури.

Сатанинский словарь предоставлял ему множество способов уничтожить Джиларди, но все они были окольными и чреваты чудовищными последствиями. «Джиларди — толстый и лысый. Чтобы уничтожить его, мне придется уничтожить миллионы толстых и лысых, которые не причинили мне никакого вреда и которых я даже не знаю», — думал учитель, покрываясь холодным потом.

А между тем время шло. Малури буквально терял рассудок, сходил с ума. Однажды вечером он вдруг схватил словарь.

— Я знаю, что надо сделать! — воскликнул он и занес перо над словом «дьявол».

И тут кто-то усмехнулся у него за спиной.

— Эй! — услышал Малури и увидел рядом с собой непримечательного буржуа лет тридцати пяти с лицом, отмеченным вековой бледностью. — Учитель, — сказал буржуа, — а ведь вы дурак! Вы не сумели воспользоваться моим словарем. Вам достаточно было зачеркнуть слово «пероноспора», и вас тут же сделали бы министром сельского хозяйства. А чего бы только не дали вам фабриканты аспирина, лишь бы вы не вычеркивали из словаря слово «простуда»! А вы вместо всего этого решили навредить мне. Требую немедленного удовлетворения! Мужайтесь! Вы должны поступить как человек чести!

И в точности так, как указывают на заряженный револьвер, дьявол указал в раскрытом словаре на какое-то слово и, насвистывая, стал ждать.

Некоторое время спустя учителя нашли бездыханным среди его книг. На слове «я» в раскрытом словаре стояла клякса.

Больше мне нечего рассказать вам о Малури. Когда он был жив, единственным его удовольствием было нежиться в теплой ванне, размышляя о слове «амфибия».

За ним гнались матери

Деметрио, неуловимый бандит Деметрио кончил свои дни вот как.

Его дела памятны всем: он безнаказанно хозяйничал у нас долгие годы, и тот, кто говорит сейчас о «временах бандита Деметрио», называет целую эпоху, определенный период, период каких-то совершенно диких, фантастических, неправдоподобных историй и переживаний; словно бы связанные в пучок его грубым ремнем разбойника, они действительно определяют «времена Деметрио».

Вспомните месяцы, когда Деметрио держал в состоянии почти болезненного возбуждения и любопытства буквально все слои населения у нас и за рубежом, месяцы, когда за ним велась великая, но совершенно бесплодная охота в горах, долинах и даже на море, и всем на него охотившимся приходилось иметь дело не с ним, а лишь с его тенью, а чаще даже с его жестокими шутками, ибо люди генерала Курцио ни разу даже не увидели его среди того града пуль, который внезапно обрушивался на них, заметно разрежая их ряды. Использовать настоящий экспедиционный корпус правительство решилось лишь тогда, когда наглость и жестокость бандита вышли за пределы преступного феномена, каким бы он ни был необычным и грандиозным, и стали оказывать нездоровое влияние на политику, нравы и общественное мнение.

Поджоги, похищения, ограбления, бесчисленные случаи шантажа и по крайней мере полсотни попавших в западню и жестоко умерщвленных полицейских — таков был страшный итог деятельности Деметрио к тому моменту, когда генерал Курцио, заявив о своем намерении восстановить порядок, принял командование новыми силами полиции. Участь этих пятидесяти бедняг, убитых бандитами, была решена лично Деметрио. Дело в том, что по большей части это были его же земляки, парни, родившиеся и выросшие на той самой раскаленной земле, на которой он с некоторых пор присвоил себе неоспоримое право карать и миловать: убивая полицейских, бандит полагал, что наказывает их за чудовищное предательство.

Трое из них, Нунцио, Калоджеро и Чиро, были даже его друзьями детства; он узнал всех троих в то время, как брал их на мушку, и выстрелил, с яростью думая о выцветшей фотографии, на которой они стояли все вместе, рядом, во дворе начальной школы на фоне качелей между двумя рябинами.