Потом совсем убил Илью,
Легко дав стойку на хую!
И возглас он сдержать не мог:
— Ты, батя, кто? — А тот: — Я — йог!
Признал Илья его уменье,
Решив попробовать и сам
Проделать эти упражненья,
Дать поразмяться телесам.
Но как, сердешный, ни старался,
Трюк у него не получался.
Чуть хуй себе не поломал!
И к йоге интерес пропал...
К закату солнце наклонилось,
На водах Ганга заиграв.
Илья и слуги притомились,
Весь день экскурсии отдав.
Последний штрих во всей программе
Был посвящен богине Каме.
Во рту Илюши стало сухо:
На стенах зданья сплошь порнуха!
Но все уже проголодались,
И слышно было, как шептались
Пора, мол, это все кончать,
Чтоб к ужину не опоздать.
Но наш Илья уже сопел
И мнение свое имел.
Резная дверь большого храма
Его манила, как пизда.
Нахмурил брови он упрямо
И твердо молвил: — Мне — сюда!
Слуг отпустил, велев сказать,
Что будет храм сей созерцать.
Вокруг ходил, как кот блудливый.
«Ох, до чего же все красиво!»
Таких там было безобразий,
Таких финтов, таких фантазий,
Что даже в самом сладком сне,
Чай, не привидится Илье.
Илья извелся весь в догадках:
«Проверить надо-ть для порядка...
Чего снаружи суетиться?
Узнать бы, что внутри творится!»
Он потоптался на пороге,
О коврик вытирая ноги,
И, осеня себя крестом,
Вошел он в этот странный дом.
И сразу тихий полумрак,
Душистый запах благовоний
Илью взволнованно напряг
И потом окропил ладони.
По центру храма без стыда
Торчала жуткая елда.
За ней темнел, как на беду,
Алтарь, похожий на пизду...
Илья стоял, открыв ебало.
Чего-то здесь недоставало...
Но чудо все-таки случилось.
Вдруг тихо музыка включилась,
И чуть Илья не свел концы,
Когда услышал бубенцы.
Из-за колонн явилась дева
Неописуемой красы!
Лицо Илюши покраснело,
Палаткой сделались трусы.
Была ли это жрица храма,
Или сама богиня Кама?
Да к черту эти описанья!
Она была само Желанье...
Илью манила длинным пальцем,
А у того дрожали яйца,
И, как овечка за дудой,
Пошел, бедняга, сам не свой...
Сейчас от зависти завою!
Опять ведут его в покои,
А он губищи раскатал
И на ходу штаны снимал.
...И только за полночь, под утро
Угомонился наш герой.
Прошел Илья всю Кама-Сутру
Вдвоем со жрицей молодой.
То, что творилось в этих стенах,
Увы, перу не описать!
Кровь кипятком струилась в венах
И было некогда поссать.
Вот где схлестнулись мастера,
Давая нормы на-гора!
Вконец измученная жрица,
Как сбитая в полете птица,
Все не могла прийти в себя,
Илюшин корень теребя.
Илья же гордо возлежал
Средь простыней и одеял,
Весьма довольный тем, что он
Был так шикарно ублажен.
Признал, что, кроме русской бабы,
И здешние отнюдь не слабы.
Но время было уходить.
На днях поклявшись позвонить,
Илья, отвесивши поклон,
Оставив жрицу, вышел вон.
Три дня хватило отдохнуть,
Пора бы и в обратный путь.
И, погрузив в обоз подарки,
Вина откушавши по чарке,
Илья с дружиною собрался
И восвоясие убрался.
Радже сказал, что пусть, мол, ждут
Весной к себе торговый люд.
7
Немного времени минуло.
Илюша и его друзья,
Как их судьбинушка ни гнула,
Добрались в русские края.
С тех пор, как вышли со двора,
Прошло уж года полтора!
И, наконец, взойдя на холм,
Они узрели отчий дом.
В рассвете дня пред их очами,
Одетый в праздничный наряд,
Лежал, как баба на диване,
Залупоглавый Киев-град.
Он вверх стремится куполами,
Как золочеными хуями —
Так манит путника с дороги!
Хоть ты и еле тащишь ноги,
В тебя он снова сил вольет,
И радостно летишь вперед.
Картина эта так знакома!
Вот наши путники и дома.
Толпа собралась у ворот,
Гудит, волнуется народ.
Ба! Их любимый воевода
Вернулся с дальнего похода!
А с ним друзья, и все живые,
Да разодетые, блатные!
Парчой покрытые телеги,
Под ней, как звезд на темном небе,
Гостинцев разных тьма лежит —
Сафьяна, бархата самшит,
И жемчуга, и самоцветы,
Сортов отборнейших конфеты,
Бутыли доброго вина!
И... В общем, всякого говна
Битком наполненный обоз
Илья из Индии привез.
Тут князь из терема явился,
Пожаловал его к руке,
Подарки принял, подивился,
Илью похлопал по щеке.
Так запросто, аки холопа...
«Ах ты, задрюченная жопа! —
Себе в усы шепнул Илья. —
Не выйти б только из себя...»
Он улыбнулся в благодарность,
Стерпев от князя фамильярность.
Потом отдал договора
И удалился со двора,
Сказав, что долог был их путь
И не мешало б отдохнуть.
Князь без участия кивнул,
И руки в жемчуг окунул...
Илья нашел Добрыню с Лехой
Бухими в жопу в кабаке —
Ведро горилки, хлеба кроха,
И пару чарок в кулаке.
Илья окликнул их с порога,
И охуели мужики:
— Вернулся, блудный! Слава Богу!
Теперь держитесь, мудаки!
Богатыри обнялись пылко,
И сели допивать горилку.
— Друзья, теперь мы вместе снова!
Без вас мне было так хуево.
То спьяну вы иль в самом деле
Про мудаков мне здесь пиздели?
— Да это ж князь с его челядью!
Достал братву по самый край.
Кабы не служба, с этой блядью
Мы б не якшались, так и знай!
Вишь, как татар мы разогнали,
С тех пор зарплат не получали —
Князь оказался редкий жлоб,
Все под себя вокруг подгреб.
Дружина ропщет недовольно,
Хотят в леса податься вольно.
Так кто ж, Илья, за Русь пойдет,
Коль вновь татарин нападет?!
Илья сурово сдвинул брови
И слушал молча сей рассказ.
Он вспомнил, сколько лилось крови,
Когда татары шли на нас.
Ужели князь таит желанье
Отдать им Русь на растерзанье?
Похоже, так... Вся рать в столице,