Полдня лупились грудью в грудь,
Ни отступить, ни отдохнуть.
Вода кипела, треснул мост,
Но мирно спал в избушке пост...
Добрыня с Лехою храпели,
Сморил их богатырский сон.
А Семихуй с Ильей потели,
Мечей их раздавался звон.
Когда же опустились руки,
Картина всем была ясна:
Одна башка у этой суки,
От крови вся река красна,
Илья же цел, но без меча,
Его сломал он сгоряча...
Дышали часто и устало.
Пять срубленных голов лежало!
Илья, смекнув, что вот он, повод,
Достал из брюк последний довод.
Урод увидел тот конец,
И понял, что ему пиздец...
Илья собрал остатки сил
И хуем в лоб его влупил!
Глаза у гада закатились,
Все лапы разом подломились,
Он испустил тяжелый вздох,
Обидно всхлипнул и подох.
Когда ж хуйнул его Илья,
Так сильно вздрогнула земля,
Что стены хаты колыхнулись,
И, наконец, друзья проснулись.
С трудом продрав свои глаза,
Решив, что на дворе гроза,
Они поднялися на ноги
И появились на пороге...
А дальше был и смех, и слезы,
Я чуть не надорвал живот!
Илья их гнал стволом березы
До самых киевских ворот!
Там, успокоившись, остыл,
И воевод своих простил.
11
И снова в праздничный наряд
Убрался стольный Киев-град!
Толпа бушует во дворе,
И славу все поют Илье.
Да, князь — что надо, не подвел,
Такое лихо поборол!
И Русь теперь никто не тронь.
Да за такого хоть в огонь!
Шесть Семихуевых голов
Торчали на концах колов.
Четыре, вроде, он срубил,
Две воеводам подарил.
Илья, конечно, промолчал,
Как их дубиной привечал...
А Марфа, как она сияла!
Вокруг Илюши, будто пава,
То так, то сяк к нему прильнет,
То поцелует, то лизнет.
Соскучилась, бедняжка, очень,
И не могла дождаться ночи.
Простим же эту слабость ей,
Проводим пару до дверей,
А дверь тихонечко прикроем,
И больше не побеспокоим.
Все то, что он теперь нажил,
Илюша честно заслужил.
Ну что ж, читатель, к сожаленью,
Добрались мы и до конца.
Вздохнешь теперь ли с облегченьем,
Стерев устало пот с лица,
Иль удивленно сдвинешь плечи —
Потрачен, мол, впустую вечер…
Но все же я надеюсь шибко,
Что вызвал у тебя улыбку,
Когда ты это все читал,
И труд мой даром не пропал!
Не исчерпать души народной,
Всего мне здесь не рассказать.
Илья — не рыцарь благородный,
Романы чтоб о нем писать.
Но он еще наделал шума!
Гремела Русь по всей земле.
И о своем народе думы
Лежали на его челе.
Свое он дело добре знал,
Но и гулять не забывал.
Могу тебе пообещать,
Что с ним мы встретимся опять.
Мне ж отдохнуть пора слегка...
Я не прощаюсь.
Твой И.К.
1
Не может быть о том и речи,
Чтоб после стольких дней разлук,
Я не был рад бы нашей встрече,
Читатель, дорогой мой друг!
Не спорю, кто-то скажет вяло,
Что это все подзаебало.
Признаться, я и сам устал,
Хоть труд мой так ничтожно мал,
Что каплей в море канет где-то
Среди трудов других поэтов.
Однако своего Илью,
Признаться, все же я люблю.
Коль надоело — не читай,
Коль интересно — продолжай.
Все дело в том, мой друг сердешный,
Что снова взяться за перо
И развязать язык мой грешный
Одно событье помогло.
Как я уже писал недавно,
В то время Русь была в соку.
Народ жил весело, исправно,
Хлебов лежало на току...
Товаров разных было море!
И русичи не знали горя.
Вот только был один момент:
Съедал преступный элемент.
По-прежнему Илья на троне
В шикарной княжеской попоне
Вел Киев твердою рукой
И сохранял в стране покой.
Не из народа вышло лихо:
В столице, вроде, было тихо,
А жил весь этот жуткий страх
В дремучих Муромских лесах.
Илье давно было известно
Про это крученое место.
Еще тогда, в былые годы,
Когда он был лишь воеводой,
Он наезжал туда не раз,
И не один подбивши глаз,
На время нечисть присмирил,
Но что-то, видно, упустил.
Опять вся срань собралась с силой,
В кубло со всех сторон сползлась.
Кощей Бессмертный мохнорылый
Идейный вождь их был и князь.
И волноваться б тут не стоит,
Но что-то стали беспокоить
Уж слишком часто люд вокруг.
То перед девкой прыгнет вдруг
Из леса придурок-упырь,
То сгинет где-то богатырь,
То сам Кощей вдруг налетает
И баб для оргий отбирает...
В народе начали роптать,
Что заебал, мол, твою мать.
Куда, мол, смотрят воеводы?
Бузят же втихаря, уроды!
И до Илюшиных ушей
Дошел слушок, что тот Кощей
Не просто так затеял это,
Что хочет сжить Илью со свету.
И, чтоб себе доставить радость,
Какую-то придумал гадость.
А что конкретно — не понять!
Илья стал ночью плохо спать,
По целым дням сидит невесел,
В раздумьях голову повесив.
«Во, бля, мне не было печали.
Как все они уже достали!
Ну что за жизнь — одна борьба,
Просвету нету ни фига!
Как соберусь на отдых я,
Опять какая-то хуйня.
Собрался в Крым, на море — даром!
Ведь сколько денег дал татарам,
Какую дачу отхватил!
На пляже б загорал, кутил...
А тут — Кощей, чтоб он подох...
Противник, вроде бы, неплох...
Но вот Бессмертный, гад, ты вишь...
Как с ним бороться? Хуй проссышь!»
Илья вздыхал, чесал макушку,
Грызя в раздумьях бублик-сушку,
Когда вломилися в светлицу
Добрыня с Лехою. Их лица
Хоть и припухши были спьяну
И, вроде, были без изъяну,
Но вот глаза — сейчас в тюрьму!
Илья смекнул: пиздец всему...
— Светлейший князь, такое дело... —
Добрыня рот открыл несмело. —
Тут Марфа... Извини, княжна...
Гуляла днем в саду одна.
Цветочки с клумбы собирала...
Чего ей дома не хватало?
Прости, так вот. Светило солнце,
На небе тучки ни одной...
Короче, в рот оно ебется —