На похороны не попал, опоздал на электричку. Решил, раз уж приехал можно и выпить за упокой Степкиной души в привокзальной забегаловке. Взял «сто пятьдесят» и селедку с укропом, примостился рядом с командировочным офицером и двумя блядьми неопределенного возраста. Обе громко смеялись над рассказанными офицериком бородатыми анекдотами и как бы случайно подливали ему в пойло клофелин.
— Можно к вам?
— Конечно, — механически ответил я и оробел, напортив, со стаканом в руке и селедкой же стояла Катерина из нашего отдела.
Впервой заметил, что у нее карие глаза, ибо в прошлые разы глазел преимущественно на титьки.
— Я с похорон Степана. Очень грустно, когда товарищ вот так нелепо погибает, — смущенно сказала она и примостилась рядом.
Молча выпили, заказали еще бутылку. Распили.
Катерина:
— А, может, ко мне переместимся? У меня тут рядом на Кутузовском проспекте квартира, да и французский коньяк найдется.
Словосочетание «французский коньяк» действовали на меня так же как “Geheime Staatspolizei ” на новоиспеченного Гитлерюгенд… и я покорно поплелся за Катериной в сторону Кутузовского проспекта…
Однокомнатная квартира, в которой она жила показалась мне шириной с римский амфитеатр. На стенах тут и там висели красочные фотографии Ким Ир Сена и его сына Ким Чен Ира в шикарных золоченых рамках. По началу хотел спросить их предназначение, но после первой рюмки коньяка любопытство улетучилось как будто его и не было…
____
— А, вы, здесь одна живете? — спросил я, решив разрядить обстановку и влил в желудок дополнительные пятьдесят грамм французской бормотухи.
Она вышла из ванной комнаты в прозрачном халатике и меховых тапках в форме утят.
Тщательно старался убедить себя смотреть ей в глаза, вместо этого вновь яростно терзал глазами титьки.
Следом за ней, сидя в инвалидной коляске, выкатился невзрачный старикан, на вид монголоид, а то и хуже…
— Мой наставник — Рю Дон Ер, — представила Катерина старикана.
Я почему- то опереточно сложил ладони в пирамидку и отдал поклон монголоиду.
Старикан на удивление ответил тем же, затем привстал с кресла (!) и растопырив в разные стороны свои короткие ручонки начал декламировать корейскую лирику (перевод осуществляла все та же Катерина):
На вершинах хребта Пэкту
Возвышается пик Чекнир
Вод лазурную чистоту
С гор Собэк устремляет в мир.
Пятьдесят! И звездой Кванмен
Засиял полководческий дар.
Силой, верностью, честью, умом
Дорог людям наш Ким Чен Ир.
Воспевает его народ:
Миллион — как одна душа.
Ликования гром плывет,
Сотрясающий небеса
По окончанию декламации, я игриво захлопал в ладоши и даже демонстративно подпрыгнул на кресле.
— Иван, — обратилась ко мне Катерина, — надеюсь теперь вы поняли, зачем я вызвала вас к себе?
Я накапал в стакашку “150”.
— Ага.
Катерина слегка приоткрыла халатик и подмигнула мне:
— Теперь твоя очередь!
Я посмотрел в узкие глаза монголоида, ожидая хоть какого- то понимая и не дождавшись (хули возьмешь со сраного чурки) искомого начал:
Мальчишку шлепнули в Иркутске
Ему шестнадцать лет всего
Как жемчуга на синем блюдце
Белели зубы у него
Над ним жестоко издевался
Немецкий офицер в тюрьме
А он все время отпирался
Мол, ничего, «не панимэ»…
Ему водили мать из дома
Водили раз, водили пять
А он: «Мы вовсе не знакомы:
И улыбается опять…
— Все! — воскликнула Катерина, прислонив свою изящную ладонь к моему разрумянившемуся лицу.
я ощутил на языке ее сладковатый пот…
— Теперь моя очередь, — с этими словами Катерина залезла на меня.
____
Проснулся в странном кресле красного цвета, без штанов. Судя по всему, прошлая ночь не была глюком. Прошелся глазами по стенам. Все те же портреты корейских вождей, трещины на пололке, спертый воздух. В голове маячила мысль об опохмеле. Пустился в поиски пива.
На кухне обнаружил знакомого корейского старичка, облаченного в полосатый атласный халат, которые обычно носят западные боксеры. Тот обрабатывал коричневый кусок хозяйственного мыла ножом, снимая кудрявую стружку острым лезвием ножа.
Далее он рубил ее и смешивал с мелким речным песком, который брал из холщового мешка.
В кастрюле с кипящей водой стояли три зеленые бутылки из под портвейна наполненные бензином, куда старичок аккуратно ссыпал изготовленную из песка и мыла смесь.
При виде меня он улыбнулся и что то пробормотал на своем языке, я хотел было послать его «на хуй», но передумал.
____
Старик, все так же улыбаясь, протянул мне миску с дымящимся супом. «Лучше бы пива, гад, подогнал», — пронеслось в голове.
— Это что? — спросил я указывая на суп.
Старик захлопал глазами. На одном из век я разглядел синюю татуировку «морфлот».
— Кя хе, — сказал он, указывая на чашку, и приступил к прежнему занятию.
Я недоверчиво хлебнул. Супец был как раз к стати. В меру острый и горячий, с перепоя первое дело. Круглые комочки чего- то липкого приятно щелкали на языке. При близком их рассмотрении они оказались глазами.
— Ну, ты, и блядь, — выругался я и отставил суп на тумбочку. — Жрете, что попало и других заставляете.
Я обтёр жирные губы бумажной салфеткой, выдвинул из под стола табуретку и присел. Ноги болели, как будто я пробежал несколько километров.