До квартирки своей уже в сумерках добрался. Хозяйка, добрая душа, краюху хлеба на стол положила. Зачавкал, водой из-под крана запил. Вода говняная, Толян, бактерии без очков разглядеть можно. Горло жжет, паскуда, из-за хлорки, видать. Перекусил, сполоснулся слегка, бороду поскреб в раздумьях. А пофигу, думаю, буду мачо небритое, авось, не побрезгует. Трубу телефонную снял, номерок набрал. «Алле, — мурлычет, — алле, это кто?» Я это, Серега Карманцев, вы мне сегодня анкеты оранжевые заверяли. «Сергей, — радуется вполне натурально, — что же вы так долго не звонили, я вся извелась. Приезжайте немедленно, мне одиноко». Приеду, говорю, адресок сообщи. Как же, одиноко! Таким бабцам одиноко не бывает, потому как наружностью они начало кобелячье в мужиках будоражат. Ладно, лишь бы дала, зачах без женской ласки, а лысого гонять впадлу.
Ох, наелся я у Маринки! Она не обиделась едва, когда на заигрывания ейные мычал я с набитым ртом, вилкой в тарелку тукая, как дятел последний. Но баба с понятием, знает, стервь, что мужика накормить сперва надо, а потом уже дать. Она и дала. Знойная женщина, как Бендер в киношке выражался. Всю ночь на мне скакала, шляпу чуть не до крови стерла. Я тоже в грязь лицом не ударил, ясен день.
Ты, гляжу, закуксился, земляк. Не любишь, когда про это? Прости, увлекся. Тем паче, аукнулась эта ноченька скоренько, на третье утро. Ох, и аукнулась — весь квартал проснулся, когда я поссать пошел. Вот тут, Толян, врубился я, что в аду за порядки. В поликлинике хорошо думается. А ежели ушки на макушке держать, слушать, о чем болезные треплются, много просечь можно. Вот и просек я, что в аду куда хужее, чем на райском лесоповале. Рай что, в раю образ жизни здоровый, физическая работа, кормежка от пуза. И стрессов никаких по причине отсутствия яиц. Ад страшнее, в аду со здоровьем как раз напряги. Согласен, работать не надо, гастарбайтеры пашут, сплошь китаезы из буддистов. У них перенаселение, а работы нету, потому как созерцанием занимаются. Дело, видать, непростое, не всякому мудрости с терпением хватит. Просветленным что, есть-пить они не просят, в нирване сутками прутся, а остальным без горстки риса не протянуть. Вот и ломятся тамошние куда угодно, лишь бы кормили. В рай их, правда, не пущают, мужики говорили, в свое время они лес под корень едва не свели, браконьеры узкоглазые. Зато в аду от желтомордых не продохнуть. И карточки у гастарбайтеров такого же цвета. У тех, кто законным путем в ад загудел, они красные, мне, репатрианту, оранжевую дали. Уважают нас в аду, прикинь. Местные демоны трудятся в офисах, карточки у них черные, как положено. В поликлинике я и понял расклад адский.
Медицина тамошняя развита нехило. Я проспекты в поликлинике читал. Тут тебе и грязелечение, и окуривания серой, и ванны горячие из масла оливкового, и прочий ультразвук с микроволнами. Да только лажа это, реклама, пиздеж голимый. Брел я как-то мимо стоматологии. Бормашины гудят — уши закладывает, от зубов выдираемых хруст, грешники орут благим матом. При мне фраер какой-то из окошка сиганул, с воплями, весь в кровище. Не хотел бы я там зубы лечить. Видать, наркоз при коммунизме не всем положен. Да и прочие процедуры — наебка голимая. Меня лично от триппера каплями в залупу лечили. С детства не плакал, веришь? А от венеролога домой брел, слез не стыдясь, жуть, как больно. Вот для чего эти суки муде оставили, чтоб одной болячкой больше было, чтоб поглумиться над грешниками вволю.
Жрачка тамошняя — херня, суррогаты сплошные да химия. Схомячишь, бывало, пачку лапши, навроде доширака, такая изжога начинается — сода не помогает. Бухло сплошь паленое, я раз выпил, в реанимации сутки лежал, уколами всю жопу искололи. Курить можно, но от махорки тамошней легкие выплюнуть — как за здрасьте. От пива понос, от овощей запор, от сладостей зубы нахуй вылетают. Жуть, хоть и бесплатно. И развлечения в аду стремные, шоу трансвеститов да бои петушиные. Не-е, думаю, пока от поноса атипичного на говно не изошел, надо когти рвать оперативно. Способ знакомый, вряд ли тут контора иначе устроена. Поперся я в адскую мэрию.