Золото Партии

Лежащая на кушетке женщина медленно открыла глаза, огляделась в недоумении, взгляд ее скользнул по шкафу, задержался на белом плафоне лампы, свисающей с потолка, наконец, сфокусировался на силуэте склонившегося над ней мужчины в белом докторском халате.

— Уже все? — удивленно спросила женщина, приподнимаясь на локте. — Я что-то говорила?

— Уже все, — заверил ее доктор. — Поднимайтесь. Осторожно, может закружиться голова. Дать вам воды?

— Нет, спасибо, — женщина села, машинально поправляя прическу, смущенно улыбнулась. — Я, наверное, ерунды вам наплела?

— Что вы, Марина Авдеевна, обычный сеанс гипноза. Я и не такое слышал, уж поверьте старому доктору.

— Я пойду, Анатолий Львович? Или вы хотите еще о чем-то поговорить?

— Я вас не задерживаю, Марина Авдеевна. Аккуратно, не заденьте шкаф. Следующий сеанс через неделю, в то же время.

— Спасибо, Анатолий Львович! До свидания!

— Всего доброго!

Доктор вернулся за свой стол. Женщина поднялась с кушетки и нетвердой походкой двинулась к двери. Взявшись за ручку, она искоса взглянула на сидящего за отдельным столиком ассистента. Сложив большой и указательный пальцы в характерном жесте, женщина подмигнула молодому человеку. Ассистент подмигнул в ответ и тут же уткнулся в какие-то бумаги.

Доктор снял очки, потер переносицу, встал из-за стола. Подойдя к окну, заложил одну руку за спину, вторая рука принялась оглаживать клинообразную бородку.

— Карманцев, Карманцев, — забормотал он, слегка раскачиваясь на пятках.

— Анатолий Львович, я закончил, — обратился к доктору ассистент, поправляя стопку бумаг на краю стола. — Можно мне сегодня пораньше уйти?

— Что? — встрепенулся хозяин кабинета. — Ах, да, конечно, Дмитрий Сергеевич, я вас не задерживаю.

— До свидания! — молодой человек проворно скинул белый халат, подхватил с вешалки плащ и покинул кабинет.

— Карманцев, Карманцев, — продолжал бормотать Анатолий Львович. — Карманцев. Сергей Митрофанович. Стоп! Не может быть!

Доктор резко повернулся, кинулся к шкафу. Открыв дверцу, он принялся торопливо рыться в медицинских картах, одну за другой сбрасывая их прямо на пол. Обнаружив искомую, доктор сдул с нее пыль и прочел, отнеся подальше от глаз:

— Карманцев Сергей Митрофанович. Хронический алкогольный галлюциноз. Черт побери! Как же я мог его забыть?

Бред бывшего пациента отличался завидной вычурностью, красной нитью в нем сквозил выигрыш грин-кард, с последующим переездом в американский рай. В последний раз они виделись год назад, у мужчины тогда наблюдалась устойчивая ремиссия. А потом он умер. Кажется, покончил с собой. Да, точно так, следователь, допрашивавший Анатолия Львовича, обмолвился, что Сергей Карманцев повесился в пустом кабинете своего районного ЖЭКа.

Разволновавшись, доктор сделал несколько кругов по тесному кабинету, остановился. «Карманцев, Карманцев… — снова забормотал он, терзая бородку. — Выходит, что…» Анатолий Львович внезапно захрипел, рука суматошно зашарила по карманам, вытаскивая смятые бумажки, какие-то флакончики. Нитроглицерин, найденный в одном, посыпался мимо ладони. Покосившись на бок, тело медленно съехало вниз по стене, задев попутно открытый шкаф с медицинскими картами. Так его и нашли спустя несколько часов, лежащим на боку, с зажатым в руке пустым пузырьком из-под лекарства.

* * *

Сидеть было неудобно. Анатолий Львович поерзал корпулентным задом по жесткой лавке. Память отчетливо воспроизвела картинку — красные бусинки нитроглицерина катятся по полу, ледяная игла проворачивается в сердце, темнота. И вот он здесь, в бесконечном коридоре, на деревянной скамейке. Вокруг, насколько хватает глаз, такие же скамейки с сидящими на них людьми. Что это? Ад? Или пока только Чистилище? Задумавшись, Анатолий Львович не сразу сообразил, что обращаются именно к нему:

— Гляжу, новенький? Ничего, пообвыкнешься, время есть. Вечность, чтоб ей лопнуть...

03.12.09 12:44

Ли За За

Олигзантр Зиргейивитч Пэ:

Колыбельная

Холода, холода… Засыпай, мой родимый.

Забывай, забывай… Забывать — не тебе ль?

Пусть приснится, что живы мы и невредимы

И рука, что качает твою колыбель.

Рассыпай, рассыпай соль — плохая примета.

Только сны, только сны пред тобою честны.

Засыпай, забывая и красное лето,

И цветущую дикость дремучей весны.

И пускай холодов прорастает грибница

И сердца оплетает как старые пни.

Крепко спи, и пускай никогда не приснится

С острым маленьким ножичком вещий грибник.

Пусть приснятся ухмылки стеклянных рубинов

И соленые, мертвых провинций, моря.

Засыпай, засыпай же, навеки любимый,

Спи, усни сном беспечным, родная моя.

Онемеет щека — переляг на вторую,

Не ворочайся дюже, с размахом плеча,

Ведь за окнами все шатуны озоруют,

Деревянными лапами в ставни стуча.

Пусть твой сон не смущает ни праздный, ни будний

Интерес отворить забытья каземат.

Крепко спи, чтоб не слышать сквозь сон беспробудный,

Как в озябшую спальню въезжает зима —

Твоя новая нянька с косой ли, с косицей,

С колыбельной про то, как волчок уволок.

Она ходит вокруг и ревниво косится

На не занятый ею пока уголок —