Золото плавней

– А ну, станичники, – повернувшись к казакам, крикнул Микола, – не гоже в станицу возвращаться без песни. Запевай!

– Ой на гори снежок трусэ, – бодро откликнулся Василь Рудь. И сотня крепких голосов подхватила:

– Та-ра-ра. Ой на гори снижок трусэ.

– Ой там козак коня пасэ, – продолжил нараспев Василь, и станичники подхватили дальше: – Та-ра-ра. Ой там козак коня пасэ.

Василь запевал первую строчкку:

– Соби й коню огонь крясэ. – А казаки дружно подпевали, повторяя строчку:

Та-ра-ра. Соби й коню огонь крясэ.
Соби воду нагривае, та-ра-ра.
Соби воду нагривае.
Свои раны промывае, та-ра-ра
Свои раны промывае.
Ой вы, раны кровавие, та-ра-ра.
Ой ви, раны кровавие.
Чем вы, раны, рубаные? Та-ра-ра.
Чем вы, раны, рубание?
Острой сабльой рубаные, та-ра-ра.
Острой сабльой рубаные.

Неслась по округе песнь казачья, растекалась по степи, смешиваясь в акапельном звучании с дуновениями суховея, пролетала над травами-ковылями да котлубанью, огибая курганы, и растворялась в безбрежной дали, дышащей свободой и волей.

Билый, довольный исполнением старинной походной казачьей песни, подкрутил ус и громко крикнул в порыве:

– Добре, станичники!

Вдруг заросли ивняка, густо росшие по обочине шляха, зашевелились, и послышались негромкие голоса. Чуткое ухо сотника уловило детский тембр. «Небось станичные казачата, услыхав сигнал с башти, прибежали разведать что да как», – промелькнула мысль в голове Миколы. Улыбнулся смелости мальцов. «Добрые казаки будут». Но чтобы преподать урок малым, Микола выпрямился в седле, подал рукой знак станичникам «Остановиться» и, слегка откашлявшись, глядя в сторону зарослей ивняка, скомандовал:

– А ну, сорванцы, по одному гэть до менэ!

Казачата не ожидали, что их так быстро обнаружат, но делать было нечего. Следуя один за другим, всем гуртом вышли на шлях. Встали в линию, понурив головы.

– Дывысь, станичные, пластуны в ивняке ховалысь, – весело крикнул сотник. Эхом прикатился назад дружный хохот казаков.

– Так, курячьи ноги, живо гэть до станицы, хай встречают. Кажитэ козакы домой повертаются! – по-отцовски сказал Микола.

Казачата не стали ждать, когда повторят дважды, и довольные скорее тем, что им доверили принести в станицу радостную весть, сверкая босыми пятками, помчались в станицу.

Билый подождал, пока последний, самый младший из казачат, скроется за поворотом дороги и, поднимая руку, скомандовал: «Гайда!»

Тупая, давящая боль разлилась по раненой руке, в глазах помутнело, закружилось. Билый с трудом удержался в седле.

Глава 36 Дома

Василь Рудь, спешившись, подбежал к своему командиру, чтобы подставить плечо, если тот вдруг будет заваливаться на бок.

Билый остановил приказного, показывая жестом руки, что справится сам.

Василь, постояв с минуту, вернулся к своему коню и вновь сел в седло. Казаки молча смотрели на Билого.

Тот выпрямился, стараясь скрыть гримасу боли. Здоровой рукой, коснулся области раны под черкеской. На ладони остались следы алой крови. Отер руку о полог черкески, посмотрел на своих боевых товарищей, задержался взглядом на встревоженном лице Марфы и скомандовал казакам:

– Пошли!

И вновь зазвучала песня. Зазвучала лихо, задористо. Ей вторил ровный топот коней, оставлявших глубокие сакмы в густой пыли.

– Наши йидуть! Козакы повертаются! – разнеслось по станичной улице.

Казачата дружно, гуртом неслись по направлению к хате атамана. Теперь-то никакой дед Трохим не остановит. Донесут радостную весть первыми. А атаман с дедом Трохимом и с отцом Иосифом сами шли навстречу раскрасневшимся и вспотевшим от бега казачатам. Когда до станицы донеслись звуки выстрелов, то все, кто был в саду или на базу, услышав этот сигнал, выбежали на улицу, спрашивая друг у друга о том, что могло случиться. Спустя минуту к ним присоединились и те, кто сидел по хатам, скрываясь от жары. И вот уже центральная улица, где стояла хата атамана Билого, наполнилась людом станичным: стариками, женщинами да казачатами разных возрастов.

– Козакы с набега вернулись. Наши йидуть! – вновь раздалось дружное созвучие детских голосов.

– Спаси Христос!

– Счастье-то какое!

Скопление народа разом заволновалось. Из образовавшейся толпы станичников раздались частые радостные возгласы:

– Слава Богу за все!

– Господи, хоть бы живой!

– Звэрнулы вьязы, стало быть, басурманам! Вот и доброе дило! – загудела станица, как улей пчелиный.

Отец Иосиф негромко читал молитвы, истово осеняя себя крестным знамением – руки в черной рясе мелькали, как лопасти мельницы. Казачата с опаской посматривали на него, ожидая какого-то знамения или чуда. Ангелы с неба не спускались, и они снова запрыгали вдоль дороги, не справляясь с возбуждением.

Дед Трохим, думая о своем внуке Василе, украдкой смахнул слезу с правого глаза. Тут же сделал вид, что расчесывает пятерней длинную седую бороду.