Золото плавней

Так вот легенда та с Васыля Ревы и началась. Так как он сам был участником тех событий, о чем в семейной легенде той и говорится. И рассказывал пращур Димитрия Ревы об участии черноморцев, поднявших бунт во время Персидской войны. Причиной восстания послужило отсутствие нормального снабжения казаков, издевательства царской администрации и отказ выплатить предусмотренную оплату за годы службы. Крепко взбунтовались тогда обманутые казаки. Честь и свобода в их среде выше всего всегда ценилась. Выгнали они нечестных на руку старшин да соглядатаев москальских. И как сказали, так и сделали, потому что вся казачья масса целиком поддерживала их. И избрали новых старшин и между ними избрали Дикуна, Шмалько, Собокоря. Был среди них ставленник столичный из царских прикормышей по фамилии Пузыревский. Получил он от царя наказ успокоить смуту казачью. Видя то, что казаки власть меняют, Пузыревский решил пойти на хитрость. Он должен был во что бы ни стало выполнить данное ему распоряжение. Он посоветовал казакам написать жалобу самому царю и послать депутацию в столицу, с условием, что пока делегаты вернуться из Петербурга, останутся все старшины. Доверчивые казаки послушались его совета, избрали делегатов, в число которых попали, конечно, наиболее активные казаки, защищавшие интересы казачьей массы: Дикун, Шмалько, Собокарь и др.

Как прибыли казаки в Петербург, их немедленно же арестовали, а в Екатеринодаре арестовали других непокорных, разводивших крамолу. Так как на Кубани в это время цари еще не успели построить тюрьмы, то арестованных посадили в глубокие сырые ямы. Тридцать казаков подкопались к реке и убежали за Дунай, чтобы сообщить своим товарищам, что на Кубани уже погибла казачья Воля. Пятьдесят человек умерли в сырых ямах, не дождавшись суда. Многих во время ареста не нашли, так как они убежали за Дунай, хотя далека и трудна была туда дорога.

Дикун, Шмалько, Собокарь и Половый долго мучились в тюрьмах, пока их перевезли из Петербурга в Екатеринодар, где добивались их казни, и суд приговорил их казнить, но царь «смилостивился» и смягчил их кару. Дикун и Шмалько не дожили до суда: Дикун умер по дороге в Екатеринодар, а Шмалько умер в тюрьме, когда привезли его в Екатеринодар. Собокаря и Полового в Екатеринодаре перед войском били кнутами, потаврили, вырвали ноздри и сослали в Сибирь.

С этими событиями на Кубани погибла последняя Запорожская Воля.

Васыль Рева избежал казни, так как среди активных зачинщиков восстания не был замечен. Но запомнил те события крепко и в роду наказал передавать историю сию из поколения в поколение, чтобы был как наказ потомкам о том, что борьба за свои права стала лебединой песней черноморцев о казачьей воле и демократических порядках. Казаки всегда были для царей и правительства костью в горле. Своей непримиримой позицией ко лжи и любому проявлению посягательств на их свободу. На что охотно шли царские военные чиновники.

От мыслей Димитрия оторвал внезапно раздавшийся впереди знакомый пронзительный гик. Этот гик, похожий больше на вой шакала, мог пощекотать нервы даже самому толстокожему человеку, который слушал его впервые. Черкесы перед началом атаки, чтобы оказать психологическое давление на врага, выли как шакалы. И если этот вой сливался в тысячах голосов всадников, то это могло воздействовать на противника похлеще разрыва снарядов и свиста пуль. Русские офицеры говорили, что влияние этого гика на войска столь парализующее, что солдаты оказываются не в состоянии защищаться. Натиск черкесов был всегда стремителен, и много надо было иметь не только храбрости, но и хладнокровия, чтобы не дрогнуть при таком бешеном нападении, да еще и сопровождаемом диким гиканьем. Исступленное гиканье горцев производило на нервы русских солдат неприятное ощущение, которого передать нельзя.

Но казаки, с детства живущие практически бок о бок с черкесами, к подобным выходкам горцев были привыкшие. Соответственно, и гиканье, похожее на громкий крик шакала, называемое горцами боевым плачем, не производило на них абсолютно никакого воздействия. Черкесы за это называли казаков «тугуз-кузук», намекая на то, что лишь волк не страшится шакальего воя.

Оторвавшись от мыслей, Димитрий Рева поднял руку вверх:

– Приготовиться.

– Ну шо, Дмитро, – тихо сказал он сам себе. – Шо було, тэ бачилы, шо будэ – побачэмо.

Гиканье стало отчетливее. Было понятно, что о казачьей засаде черкесам ничего не было известно. Они издавали крики, лишь подбадривая себя. Уверенные в том, что на данный момент все казаки находятся в их ауле, где идет бой с их товарищами, черкесы, предвкушая наживу, мчались по следам коней.