Золото плавней

Основная масса холодного оружия изготовлялась искусными мастерами в самой Сечи. Гарматы и рушницы также нередко были собственного производства. Порох казаки хранили в натрусках, патроны – в специальных лядунках, изготовляемых из кожи в виде сердец, фляшек, тыкв. Носили их обыкновенно на поясе, на грудь же надевались череса с уже готовыми зарядами. Соответственно вооружению делался и убор боевого коня, на который надевалась узда с байраком, алого цвета чапрак, орчак на красном бархате с серебряными галунами. Спереди седла свешивались кобуры для пистолей, а сзади навязывались тороки для привешивания к ним мешка или привязывания пленных. Все эти военные традиции унаследовали и потомки запорожских казаков – пластуны, черноморцы.

Момуль с Мищником уже входили в небольшой двор сакли, на которую указал Василь Рудь. Судя по строению и отделке, сакля могла принадлежать местному князьку. По двору были разбросаны одежда, посуда, утварь. По всему было видно, что черкесы были застигнуты врасплох и собирались впопыхах. Забирали с собой лишь самое необходимое, оставляя пожитки на волю врага. Разбирать весь этот скарб ни Осипу, ни Ивану не было охоты. В любое иное время они бы не упустили случая поживиться такими трофеями, но сейчас первоочередным делом было доставить раненных казаков и тела убитых в станицу. В стороне послышался шорох и знакомое каждому казаку фырканье. Осип с Иваном, не сговариваясь, посмотрели в сторону, откуда доносился звук.

Под навесом, испуганно озираясь по сторонам, переминаясь нетерпеливо с ноги на ногу, стояла пара лошадей. Судя по всему, лошади были голодны и хотели пить. Они были запряжены в большую арбу. Арба была наполовину нагружена хозяйским добром. Видимо, слуги князька успели вывезти самое основное на одной повозке, а эту бросили, испугавшись за свои жизни.

Иван неторопливо, чтобы еще больше не испугать лошадей, подошел к ним. Вынув из поясной сумки два сухаря, он протянул их на открытых ладонях к мордам испуганных животных. Те повели ноздрями и, почти одновременно слизав лакомство, довольно захрустели, перемалывая сухари крепкими зубами. Иван осторожно погладил обеих лошадок по мордам, похлопал по двигающимся скулам. Лошади, чуя остатки запаха на ладонях казака, принялись вылизывать их. Иван улыбнулся, приговаривая на турецкий лад:

– Якши. Якши.

Осип, сказав негромко Ивану:

– Я швыдко, – прошел на задний двор, где по обыкновению горцы хранили запас сена. Найти его не составило большого труда. Ориентируясь на запах, знакомый каждому казаку с детства, Момуль открыл дверь в сараюшку и прямо перед собой увидел небольшую скирду. Сено, по обыкновению, было плотно уложено. Ни вил, ни крюка рядом не было.

По традиции дедовской Осип всегда носил с собой два якирьца. Грозное оружие против вражеской конницы сейчас сослужило казаку мирную службу. Сняв с пояса якирьцы, Момуль в две руки надергал в достатке душистого сена. Приладив шарики с крюками снова к поясу, он охапкой подцепил сено и пошел в обратном направлении, к арбе.

Якирьцами, известными еще под именем троицких чесноков, широко пользовались еще запорожские казаки. Оружие выковывалось из железа и имело вид птичьей лапы с тремя передними пальцами и одним задним. Лошади, наступив на якирьцы, получали серьезные ранения и не могли более участвовать в бою.

Осип, храня традиции дедов, всегда имел при себе это оружие. И несколько раз оно выручало его в бою. Хранить верность заветам предков было одним из главных принципов существования казачьего рода. Традиции не только сохранялись, но и обогащались добавлением нового, заимствованного в походе у других народов. Будь то враг или же народ дружественный.

Охапка сена, которую нес Осип, была настолько велика, что скрывала его почти полностью. Лишь ичиги и нижний край черкески виднелись от земли. Казалось, что шла копна сена на человеческих ногах. Иван, глядя на это зрелище, невольно усмехнулся:

– Який ты чудной, односум!

– Тю, блэстыть як нова купийка. Шо зубы гарыш? – незлобно откликнулся Осип. – Подсобил бы!

Иван охотно перенял у Осипа часть ноши, и вдвоем они бросили ее к передним ногам оголодавших лошадей. Те довольно уткнули свои морды в ароматное сено и, аппетитно хрустя им на зубах, словно в знак благодарности, кивали головами.

С момента обряда посажения конь для казака становился не просто другом, он становился боевым товарищем. И поэтому любовь казаков к лошадям передавалась на генном уровне, на уровне подсознательном. У кубанцев перед выездом из дома на войну коня казаку подводила жена, держа повод в подоле платья. По старому обычаю, она передавала повод, приговаривая: «На этом коне уезжаешь, казак, на этом коне и домой возвращайся с победой». Приняв повод, только после этого казак обнимал и целовал жену, детей, а нередко и внучат, садился в седло, снимал папаху, осенял себя крестным знамением, привставал на стременах, взглянув на чистую и уютную белую хату, на палисадник перед окнами, на вишневый сад. Потом нахлобучивал папаху на голову, огревал нагайкой коня и карьером уходил к месту сбора.