— Это дело! Пошли, заодно переоденешься, и деда своего замечательного, как там его?
— Прохор.
— Предупредишь деда Прохора, чтоб не лякался, спать у нас будешь. Завтра выйдем до зори. Сашко, собери гостинчик, хорошему человеку и приготовь харчей на завтра для пятерых.
Через несколько минут мы шли в сторону артиллерийских палаток.
Почти одновременно заметили, что ветер резко поменялся. Он стал тёплым.
— Сейчас потечёт, а к утру подмёрзнет, пешки пойдём, — сказал Николай, делая для себя выводы. — Крестом* пойдем. Мы с тобой в голове. Гриц и Гулый — плечи. Гамаюн сзади. Он и погонит отару. Мы оберегаем.
— Сколько патронов взять?
— Все.
— Зачем так много? — изумился я, сбиваясь с шага.
— Поручик, ты ж военный человек — должен соображать по — военному. Битвы под Бородино, здесь не будет, но небольшой отряд янычар, может пробраться за отарой. Дальнобойная, но медленная винтовка, здесь не пригодиться. А пара револьверов, позволит каждому выпустить двенадцать пуль за десять ударов сердца хоть с места, хоть на бегу. Двенадцать секунд на перезарядку, ещё двенадцать пуль. Свинцовая стена! В горах Греции и Сербии это сразу поняли.
— Я тоже понял, сейчас зайду к подпоручику Воронцову, у него попрошу.
Через минуту передал Николаю коробку с пятидесятью револьверными патронами.
Ещё сотню рассовали в моей палатке.
— Ну как же так? Меня берите! — причитал Прохор, помогая собираться. Старик закашлялся, аж слезы из глаз выступили. Николай покачал головой.
— Надо барсука добыть. Барсучье сало поможет.
— Возьмите, а? — неуверенно предложил Прохор, с мольбой глядя на казака.
— Да ты кашлям всех турок перелякаешь*. С кем тогда воевать? — и серьёзно добавил, — Нельзя дидык, не до тебя будет.
— Прохор, — я покачал головой.
— Иван Матвеевич, но как же я вас одного отпущу? Вы же дитя малое! Встряпаетесь, а мне потом, как перед барыней держать ответ? Графиня сурова. Забьет розгами.
— Не наговаривай на маменьку! — возмутился я, — она в жизни никого не обидела и перед батюшкой всегда за дворню заступалась.
— Иван Матвеевич… — плаксиво просил Прохор.
— Диду! Да не нойте. Тошно слухать. Да я за ним присмотрю. Слово даю. Не пропадёт твоё дитятко. Мы же за баранами идём! Туда и обратно! Еще спать будешь, а мы уже вернёмся.
Прохор насупился. Заиграл седыми бровями.
— Смотри за ним, Микола! Обещал мне! С другим бы не отпустил. А раз сам вызвался присмотреть, то отпускаю. И я когда надо — не кашляю. И я тебе не дидык! Я, между прочим, при графьях пятый десяток. Я…
— Не кашляй, ди… дядько Прохор. Не кашляй. Вернусь, принесу тебе сало барсучье и верну барина целехонького.
— Каким берешь, таким и возвращай.
— Само собой.
Прохора, Микола заставил съесть кусок сыра, а потом выпить стакан самогона, оставил тонко нарезанной копчёной конины.
— Ложитесь, диду. Мясо в рот, оно долго рассасывается, вы всё равно не откусите — зубы то, ослабли.
— Ослабли, шатаются.
— Сейчас кутайтесь в одеяла и спать. Иван Матвеевич у нас переночует.
Видя тревогу в глазах, сказал:
— Даже не думай! Забудь просить! Не возьму! Разок кашлянешь не вовремя — всех выдашь, к чертям, всё сорвётся. Да, не журись, старый, овечек встретим и домой. Всего и дел — спуститься, подняться.
А верный дядька уже почти спал. С голоду быстро опьянел. Да и болезнь брала своё. Похлопал для приличия красными веками, да и захрапел. Тяжело и надрывно. Уложили, укрыли одеялами.
Я скоро переоделся и переобулся. По совету пластуна обмотал ножны тряпками, чтоб шашка не звенела по камням. Заряженный револьвер сунул за пазуху. Готов.
*ляк — испуг
*пружок — ловушка, засада
* журиться — жаловаться, печалиться
* крест — тактическое боевое формирование малой группы
4.2
Микола закрутил меня — хватка крепкая, такие пальцы и рвать могут на части, если придется, заставил присесть, попрыгать. Качал головой.
— Ладно, сгодится, пошли. — Вздохнул. — Всё равно по–другому не будет. Сделали, что могли.
— Скажи Николай Иванович, почему ты можешь правильно говорить, а говоришь на тарабарском. Остальные тоже могут?
— Нет, остальные в гимназии не учились.
— Ты учился в гимназии?! Что? И французский знаешь? — Я запнулся о камень.
Казак рассмеялся, видя моё недоверие и выдал с не дурным прононсом,
— Латынь, древнегреческий и всё остальное чему учат, только вместо каникул или в плавни к пластунам или в казачий лагерь.
— В Сербии, как очутились? — осторожно спросил я.
— Долгая история, потом как–нибудь расскажу. Побалакаем за чаркой, если так интересно. Сейчас, времени нет. Уже пришли, подготовиться нужно.
— Соседушки наши дорогие, скоро темнеть начнёт, а нам без суеты к завтрему подготовиться треба.
Донцы, вырванные из мира песенных грёз, понимающе закивали, закряхтели скатывая войлочные попоны и бурки, а Сашко уже делил патроны — деловито и с приговорками — пластуны посмеивались, а я половины слов не понимал, как не старался вникнуть. Примерил толстый шерстяной бешмет. Попробовал накинуть сверху турецкого полушубка, не налез, а наоборот — получилось.
— Ну, як? — Спросил седой пластун, которого все называли Батькой.
— Жарко.