Золото Рюриков. Исторические памятники Северной столицы

Мысль, оборванная с приходом друга Алеши, пропала, но он и не пытался ее отыскать, больше переживая, что не может открыться. Так прошла минута, другая. Отец Порфирий рассеянно водил пером, Травин рассматривал келью. В тишине помещения слышался шорох бумаги да поскрипывание пера и учащенное дыхание двух человек, поссорившихся друг с другом. Алексей Иванович сдал первый. Кашлянув в кулак, он шагнул к двери. Архимандрит Успенский тяжело вздохнул и бросил перо.

— Уходить собрался? — сказал он, не поднимая головы. — Обиделся. Дескать, Порфирий за правду, за справедливость только в книжках своих выступает. Это не так. Ошибаешься, Алеша. За ту самую правду я в опалу не раз попадал. Жил бы с верховной властью в согласии, давно бы пост высокий занимал и в этой келье не сидел.

Он поднялся. Подошел к Травину. Положил обе руки ему на плечи. Посмотрел пристально в глаза и тихо сказал:

— Ты успокойся и присядь, Алексей. Подумай, а потом обстоятельно расскажи о письме митрополита, о вашей беседе с реставратором. Не так, как прежде — пришел, выпалил, я даже ничего понять не мог, кроме одного — необходимости выступить против Исидора, который якобы противится очистке икон в Казанском соборе.

— Владыка Исидор письмо написал вице-президенту Академии художеств князю Григорию Григорьевичу Гагарину. Мне об этом реставратор Соколов рассказал. В послании их преосвященство высказал мнение не только личное, но и Священного Синода относительно реставрации икон, — несколько сбивчиво начал Алексей Иванович.

— Ничего, ничего, не волнуйся. Мне о самом главном — чтобы суть уловить, — попытался успокоить его отец Порфирий, который не пошел на свое место к столу, а пристроился тут же на табурете.

— Весной Гагарин, как узнал о ремонте, написал, что исправление образов ни в коей мере не должно откладываться на длительный срок. Исидор ему ответил, мол, Священный Синод полагает — так как иконы, находящиеся долгое время в благоустроенном храме, не могли подвергнуться большой порче, то опасение Совета Академии за возможность исправления икон, если оно отложено будет на дальнейший срок, едва ли имеет достаточное основание.

Означенные образа, — как далее писал Исидор, — большей частью находятся в иконообразах, и все они освящены в храме, и предполагаемое перенесение их в мастерскую художников несовместимо с чувством подобающего святого благоговения. Дескать, мера эта не вызывается никакою необходимостью, потому что образа находятся в храме на иконостасах, а устроители соборного купола проявляют осторожность при замене рам и переплетов. Он особо просил обратить внимание, что вызванный Дебольским некий специалист Яковлев насчитал работ только на 1915 рублей, а назначенный Академией реставратор Соколов больно уж много — на 7375 рублей. И в конце приписал — время пересмотреть смету у вас имеется, так как очистку икон и картин можно начинать будет только после окончания работ в куполе собора.

— И что вы там с реставратором решили? — после длительной паузы спросил отец Порфирий.

— Соколов предложил написать письмо на имя президента Академии художеств, великой княгини Марии Николаевны, напомнив, мол, не все иконы и картины являются собственностью Патриархии, есть там и приобретенных за счет казны и личных средств императоров Александра и Николая.

— Об этом я писать не стану, — потупился отец Порфирий. — А вот о тебе, твоем способе расскажу подробно. О необходимости срочно принимать меры тоже напишу. Но разделять образы на наши и не наши не стану. Все они не чужие. Все принадлежат государству Российскому.

— Да ведь… — начал было Травин, но замолчал под строгим взглядом архимандрита.

— Ея высочество Мария Николаевна умна. Она и сама знает, как составить письмо в Синод и постоять за образа и картины, что сказать императору. В мою задачу входит только подвести ее к этом у, — заключил Успенский, не обращая внимания на гримасы Алексея Ивановича.

Им было еще неизвестно, что после ознакомления с содержанием письма митрополита Исидора на общем собрании Академии было принято решение обратиться за помощью к министру императорского двора графу Владимиру Федоровичу Адлербергу. В письме содержалась просьба исходатайствовать высочайшего государя императора повеления на реставрацию в Казанском соборе икон и картин только под наблюдением профессоров Академии художеств.

Спустя четыре дня такое же письмо из Академии художеств было направлено и обер-прокурору Святейшего Синода Алексею Петровичу Ахматову.

Почти одновременно вице-губернатору Академии художеств Григорию Григорьевичу Гагарину пришло послание от протоиерея Казанского собора Дебольского. Он известил, что духовенство Казанского собора предложило реставрировать образа храма художнику Тюрину, который запросил за всю работу три тысячи рублей серебром. В конце послания Дебольский покорнейше просил в том, чтобы Академия предоставила соборному духовенству распорядиться своими делами согласно своего мнения и выгод церкви.