Архимандрит Успенский сдержал слово. В тот же день к вице-президенту Академии художеств князю Григорию Григорьевичу Гагарину прибыл монах с письмом от архимандрита Порфирия Успенского, в котором тот просил содействия в представлении способа по очистке образов, изобретенного художником Травиным, государю императору. Было передано письмо Травина, копия статьи Виктора Ипатьевича Аксоченского и икона Божьей Матери.
Спустя три дня министр императорского двора граф Владимир Федорович Адлерберг получил послание такого содержания:
«Господину Министру Императорского Двора
Назначенный Академик Императорской Академии художеств Травин, представляя очищенную им до половины от копоти и пыли икону Божьей Матери, при засвидетельствовании Архимандрита Порфирия, что такой опыт очищения произведен был им г-ном Травиным и на других иконах, которые оказались совершенно ясными после чистки изобретенным художником способом — ходатайствует о представлении этой иконы государю императору.
Имея в виду одобрительные отзывы, кроме архимандрита Порфирия и некоторых из членов Академии, рассматривавших работу Травина как новый опыт очищения без повреждения и ретуши древней живописи, — я долгом своим считаю представить означенную икону на благоусмотрение вашего сиятельства, прилагая и выписку отзыва о достоинствах изобретения из № 50 журнала „Домашняя беседа“. Вице-президент Академии художеств, князь Гагарин».
Последние две недели января прошли в ожидании ответа вице-президента Академии князя Гагарина. На третий день февраля Алексей Иванович не выдержал, поехал к реставратору Соколову в надежде хоть что-то узнать от него о начале работ в Казанском соборе. Утешить его Петр Кириллович ничем не мог, кроме как советом запастись терпением.
По дороге домой Травина застала метель. Снегу навалило столько, что тарантас не мог подъехать к дому, и ему пришлось идти добрых метров сто по сугробам.
Чертыхаясь, кляня непогоду, он ввалился в квартиру весь запорошенный снегом:
— Татьяна! Тащи голик, отряхиваться будем.
Грозный окрик мужа, пустяшная просьба принести метлу, сказанная грубым тоном — знакомый сигнал: Алексей Иванович сегодня не в духе. Привыкшая за долгие годы совместной жизни к его выкрутасам, Татьяна не торопилась.
Он опять окрикнул:
— Таня!
И не так громко и уже не грубо. Засопел. Она вышла из-за печки в тот самый подходящий момент, держа в одной руке метлу, в другой конверт и доложила, улыбаясь:
— Чего изволите в первую очередь: снег сметать или письмо зачитать?
— Оставь письмо, потом почитаю, — устало отмахнулся Травин.
Стоя спиной к жене, которая счищала с пальто снег, он старался не думать о письме, но глаза его, поблуждав по комнате, то и дело натыкались на конверт, лежавший на табурете.
Он ждал письмо с опаской. 4-й Департамент Правительствующего Сената со дня на день должен был поставить точку в затянувшемся споре художника Травина и профессора Брюллова, начавшемся почти двадцать лет назад.
«Что будет, то будет», — подумал Алексей Иванович и потянулся за конвертом.
Спустя минуту-другую тишина в квартире была нарушена пронзительным криком Травина:
— Татьяна!
Вбежав в комнату, побледневшая, с испуганным лицом, увидев улыбающегося мужа, она заплакала. Алексей Иванович тут же вскочил со стула и бросился к ней. Обнимая трясущиеся плечи жены, он, пытаясь успокоить ее, приговаривал:
— Глупенькая ты моя. Все хорошо. Царь мой опыт одобрил!
Когда Татьяна успокоилась, он усадил ее напротив себя на табурет и торжественным голосом зачитал послание вице-президента Академии художеств князя Григория Григорьевича Гагарина:
«3 февраля 1864 года.
Господину назначенному академику Алексею Ивановичу Травину.
Императорская Академия художеств уведомляет назначенного академика Алексея Ивановича Травина, что древняя икона Божьей Матери, очищенная от копоти и пыли по изобретенному им способу, была представлена через господина министра императорского двора на высочайшее воззрение государя императора, и его величество изволил способ этот найти вполне удовлетворительным. Означенная икона и другой образ до половины очищенный при сем возвращаются».
— Господи! Никак мои молитвы дошли до тебя! — прошептала Татьяна, украдкой взглянув в угол на икону святого Николая Угодника.
Неизвестно, дошли ли молитвы Татьяны Лаврентьевны до Бога, но и впрямь, вслед за первой радостной весточкой в семью Травиных поступила другая хорошая новость.
В марте Алексея Ивановича вдруг пригласил к себе протоиерей Иоанн Мелиоранский — настоятель церкви Святой Великомученицы Екатерины. Он предложил Травину в приделе Иоанна Крестителя вместо иконы Иоанна Богослова с житием ученика его Прохора написать во весь рост икону Апостола.
Еще одну новость в апреле принес старший сын Иван. Он пришел, когда все спали. Тихо ступая по половицам, прошел к кровати отца.
Алексей Иванович заметил его появление в квартире сразу, но продолжал притворяться спящим. Он видел, как сын, подойдя совсем близко, долго стоял, не решаясь прикоснуться.