Золото собирается крупицами

– Ну, зачем же так, Гарей Шайбекович? Разве мы и без этого не договоримся? Ведь если вы меня в Сибирь отправите, то вам и самому скоро туда же дорожка ляжет – я ведь тогда молчать не стану, а уж Рамиев, если узнает, какие вы тут дела за его спиной творите, себя в обиду не даст! Мне-то ведь везде одинаково – что Сибирь, что Урал, я где хошь проживу, а вот вам будет непривычно… И жена у вас, говорят, еще молодая, и на сына позор, а уж про вас, Гарей Шайбекович, и говорить нечего…

– Ты что, пугать меня вздумал, варнак? [13] – ощетинился управляющий. – Да кто здесь хозяин, ты или я?

– Вы, Гарей Шайбекович! А я про что говорю? Вот поэтому и надо по справедливости барыш разделить! – Нигматулла прищурился: – Лишние деньги кармана не трут…

– Добавлю по двадцать копеек на грамм, – нехотя проворчал Накышев.

– Пополам, или я отказываюсь! – с обидой в голосе сказал Нигматулла. – А если поймают, дознаются, кого обвинят – вас или меня? Конечно, меня! Вы же про меня слыхом не слыхали, видом не видали, ничего не знали и не ведали! Или вам, может, неприятно, что у вас в кармане лишняя бумажка хрустит?

– Ладно, – угрюмо согласился управляющий. – А теперь иди, и чтоб я тебя днем, при свете, и в глаза не видел! Да еще вот, не забудь, чтоб все-таки не подумали чего – ты обо мне на прииске хорошо не отзывайся, ругни пару раз, это не помешает… А заодно послушай, что обо мне говорят, а то народ нынче у нас порченый пошел, все толки да слухи…

– Вот! – развел руками Нигматулла. – Я ж говорил, что такие умные люди, как мы с вами, Гарей Шайбекович, всегда договорятся! Все, что услышу, скажу. – Он тихонько прикрыл за собой дверь.

«Ладно, – подумал Накышев, снова ложась рядом с Зинкой. – На мою долю хватит. Главное, что денежки не стоят на месте… За золото и Рамиева купить можно, но ему-то я пока так глаза запорошил, что он, видать, слепой сделался, даже не наезжает… А пока не наезжает, золотишко течет себе и течет! Как говорится, заячья шкура год терпит, а я что, хуже зайца?»

Накышев хихикнул и ткнул молодую женщину в бок. Та проговорила что-то невнятно и перевернулась на спину, открыв круглое розовое со сна лицо с двумя родинками на левой щеке.

– Слышь, Зинка? – опять пощекотал ее Накышев и заговорил по-башкирски. – Придет время, и я Рамиева в конюхи найму, в конюхи! Думаешь, зря я с начальством Кэжэнского завода дружбу завел? А уездный судья зря у меня бочку за бочкой выпивает? А какого я коня прокурору подарил? Вот еще Мордера мне отсюда спихнуть и скорей в эту фишеровскую шахту влезть, тогда еще не так золотишко потечет, не ручейком – а речкой! ,

– Да что ты? – недовольно открыла глаза Зинка. – Поспать не даешь! И что за наказание, господи, с самого Оренбурга ни разу не выспалась! Думаешь, я понимаю, по-каковски ты там бормочешь? – Она потянулась, села на кровати и лениво улыбнулась. – Хоть переводчика по ставь, чтоб по ночам возле дежурил, да смотри, чтоб молоденький был, хорошенький, а то ведь я его тоже слушать не стану…

Управляющий, не поняв, похлопал ее по колену.

– Ничего, тебе мой разговор знать незачем, лишь бы все другое у тебя на месте было…

– Ах ты, старый пень! – разгневанно обернулась к нему Зинка. – Сколько я тут с тобой торчу уже? Посчитай! Где твои браслеты, что обещал? За харч я бы и в городе не с таким, как ты, в постели бы валялась!

Управляющий захохотал, захлебываясь и глотая, так что кадык на его шее мелко запрыгал:

– Какой браслет, о чем ты говоришь? Разве я обещал тебе браслет? Спьяну, наверно, а спьяну не считается…

Зинка схватила его за плечи и затрясла.

– Да ты что говоришь? – крикнула она осевшим, дрожащим голосом. —Давай браслет, а то сейчас соберусь да и уйду!

– Куда?! – еще сильнее закатился от смеха Накышев. – Куда уйдешь, дура? Кругом лес, горы, поняла? Нету тебе здесь никакого транспорта, даже на лошадях сейчас не уедешь, дорога размытая. Да и кто тебя повезет?

– К другому начальнику пойду!

– Здесь других нет, – усмехнулся Накышев. – Я один! Я! Поняла? И пока я здесь хозяин, ты и шагу отсюда не ступишь, я тебе даже дырявого сапога одного не дам, босиком, что ли, побежишь?

– Босиком!.. – Зинка заплакала.

– Ну, разревелась! Поди-ка лучше сюда…

Зинка с силой оттолкнула его руки:

– Не пойду! На шаг к тебе больше не подойду, ирод ты окаянный, козел старый, сморщенный! Горшок вонючий!

– А не пойдешь, так и есть не получишь, – усмехнулся Накышев, вставая. – Подумай, по думай, пода меня не будет, я пока в контору схожу…

Он тщательно запер двери снаружи и, опустив ключ в кармашек расшитого цветным сукном камзола, отправился в контору.

Он сразу послал за Мордером и Сабитовым, сел в кресло и, щелкая круглыми черными костяшками, стал прикидывать на счетах, сколько дохода в год принесет ему Нигматулла, скупая золотой песок у детей, мывших старые отвалы. За этим занятием и застали его инженер и штейгер. Мордер, поздоровавшись, сел у окна, а Сабитов, заметив, что управляющий не в духе, застыл посреди комнаты.

– Гарей Шайбекович, мы пришли, – бес страстно напомнил немец, поправляя пенсне.